www.actors.spb.ru

Дуракавлияние

На фестивале «Золотая маска» показали спектакль питерского Театра Ленсовета «Макбет.Кино» – первую работу режиссера Юрия Бутусова в статусе худрука театра.

«Макбет…» Бутусова длится пять с половиной часов и идет с тремя антрактами – как и лучший из его спектаклей, «Чайка» в московском «Сатириконе». За «Чайку» Бутусов получил «Золотую маску» два года назад – и было за что. До «Чайки» он долго и мучительно искал свой театр, метался из одной стороны в другую, пробовал и ошибался. «Чайка» стала для него признанием в любви театру, в котором он выплеснул на сцену все, что о театре думает, – а главное, абсолютным режиссерским освобождением.

Конечно, и до «Чайки» его спектакли были полны неистовой энергии и множества самых безумных придумок – но все равно существовали в системе традиционного театра и сохраняли хотя бы призрак логики. Начиная с «Чайки», Бутусов отрицает вообще все правила и принципы, которые в театре существуют. Никакого линейного развития сюжета, никакого чувства меры, вообще ничего запретного.

«Макбет.Кино», как и «Чайка», – серия бесконечных сюрреалистических образов, видений, которые следуют друг за другом как бы случайно и каким-то чудом складываются в единое целое.

В новых спектаклях Бутусова вполне можно представить, что на сцену выйдет актер в напудренном парике и начнет декламировать монолог в стиле XVIII века, а в следующий миг вдруг произойдет ядерный взрыв, появится живой слон или человек в костюме динозавра – и ни то, ни другое, ни третье уже не удивит.

В «Макбете» Бутусов достигает той степени свободы, которая даже в «Чайке» не была для него возможной. Впервые он работает в своем собственном театре, без присмотра бдительного худрука – а это значит, что никто и ни в чем его не ограничивает. Известно, что последние московские премьеры режиссера, выпущенные в разных театрах, были сокращены по требованию руководства; смотря «Макбета», пытаешься представить, как эти спектакли выглядели бы в таких же условиях, и понимаешь, что они, возможно, были бы лучше.

«Макбет.Кино» – лаборатория режиссера, полигон для эксперимента, на котором Бутусов пробует все приемы подряд и ничто не считает для себя невозможным.

Почему «кино»? В первую очередь кино для Бутусова – способ существования в этом спектакле. Стремительный ритм его движения, при котором каждый эпизод похож на вспышку, рождающуюся из темноты экрана. Клиповый монтаж, лихо тасующий сцены из пьесы, музыкальные композиции (их более 40, от Клаудио Монтеверди до Виктора Цоя), несоединимые вроде бы образы. Звуковой ряд, в котором шумовое оформление делается как бы средством для создания иллюзии. Сложная работа со светом, при которой спектакль делается чередой крупных и общих планов: прожектора становятся аналогом камер, то будто бы приближая, то отдаляя картинку.

Если в «Чайке» Бутусов объяснялся в любви к театру, то в «Макбете» – к кино.

В одном из первых эпизодов Макбет прикуривает у портрета Алена Делона и, обращаясь к зрителям, произносит единственную в этом спектакле отсебятину: «А знаете, как он в кино попал? Да совершенно случайно!» Спектакль Бутусова – о тех, кто случайно попал в кино и теперь не представляет, что в нем делать, как себя вести. Тогда же, в самом начале, на сцене стоит дверь, на которой написано мелом: «ЮБ – дурак», и со стороны режиссера это скорее признание, чем ирония.

«Макбет» Бутусова – спектакль дураков, которые, играя и забавляясь, вдруг развязали чуть ли не третью мировую и теперь не знают, что с этим делать.

Смысл и дух «Макбет.Кино» лежит в отчаянных словах героя: «Я слышал, /Раздался страшный вопль: «Не спите больше! / Макбет зарезал сон! невинный сон! / Зарезал искупителя забот, / Бальзам целебный для больной души, / Великого союзника природы, / Хозяина на жизненном пиру!». Здесь все происходит скорее во сне, чем наяву: спектакль похож на безумное и страшное сновидение съехавшего с катушек мира.
Вот Дункан и Банко стреляют из воображаемых ружей по бегающим вокруг и кричащим, как птицы, девушкам – под музыку из «Любовного настроения» Вонг Кар-Вая и озвученные финальные титры из фильма. Вот на убитого Банко сыплется из-под колосников град автомобильных покрышек. Вот почти 10 минут все актеры неистово выплясывают на сцене в дискотечной полутьме, а танцующий вместе с ними Бутусов высвечивает их лица прожектором, пуская лучи и в зрительный зал. Это бесшабашная серия глюков, которой не движет ничего, кроме вселенского хаоса.

Спектакли Бутусова почти всегда были полны безумия и абсурда – но окрашены в праздничные тона.

Здесь же сумасшествие приобретает апокалиптические масштабы.

Сердце и мозг «Макбет.Кино» – Леди Макбет в исполнении Лауры Пицхелаури. Без нее не было бы ни этого спектакля, ни этой истории. Если бы в Театре Ленсовета был дотошный художественный руководитель, который бы стал расспрашивать Бутусова, зачем на сцене появляется медведь или полуголые ведьмы пять минут просто так стоят на сцене под красивую музыку и смотрят в зал, то он вполне мог бы оставить от спектакля всего четыре эпизода, по одному из каждого действия, все – с Леди Макбет. Именно в них максимально аккумулируется его смысл.

Появляясь в первый раз, она сидит посреди сцены, читая письмо Макбета о встрече с ведьмами. Отвечает на него стремительным, захлебывающимся речитативом – эффект, как в кино при ускоренной перемотке. Это и есть перемотка – в ее монологе, не только в словах, но, прежде всего, в ритме звучания как бы предсказывается все дальнейшее движение сюжета, та череда убийств, которая приведет к катастрофе. И ответом на ее призыв Макбета к действию делается звучащий в записи ее же монолог: «О демоны убийства! В мой женский дух вселите лютость зверя!» Она слушает собственные слова, произнесенные экзальтированно и нараспев, как в молитве или надгробном плаче. А затем сбрасывает черный плащ, оставаясь в красном платье, и уходит – игра на смерть началась.

Эпизод, когда она посылает Макбета на убийство Дункана, играется без слов. Она ходит вокруг стола. Он, собираясь с духом, следует за ней по пятам, обнимает ее, гладит со всех сторон руками, прижимается телом, пытаясь как бы слиться с ней в одно существо. После того как он уходит, она будет долго двигаться из угла в угол под назойливый треск часов – болезненное ожидание соединится с предчувствием беды и угрозой Рока. Потом он вернется, и только тогда они заговорят.

Теперь уже она будет его ласкать, гладить по голове, утешать, как мама, – но ее рука, которая покажется ей кровавой, примется страшно дрожать в тике, и уже в этот момент станет ясно, что от возмездия не уйти.

Другая сцена, когда она убеждает Макбета убить слуг Дункана, возникнет флешбэком уже в конце третьего действия. Перед ней Леди Макбет будет долго-долго танцевать. Одна, в темноте, в белом платье, черном пиджаке и развевающимися темными волосами. Под песню Майкла Джексона «Smooth Criminal». «Ты была сбита с ног, / Это была твоя погибель, Энни!»

Лаура Пицхелаури выплескивает в этом танце чуть ли не всю свою жизненную энергию, содрогаясь в бешеном ритме, выстукивая ногами боль и страдание убийцы, которому уже поздно раскаяться. Леди Макбет затанцовывает себя почти до смерти, захлебываясь в том потоке, который сама на себя выплеснула, не выдерживая его силы и давления.

Это почти самоубийство – и когда к ней придет Макбет, она будет говорить с ним охрипшим голосом полумертвеца.

Они на сцене вдвоем, среди бесчисленного множества старых зеркал – отражения преследуют их, не дают забыть о содеянном и о том, что им предстоит дальше. Она пойдет убивать слуг сама – и Макбет останется один, сжимая в руке бокал с водой, и застынет на месте, пока монтировщики будут долго-долго уносить зеркала. Сцена опустеет, а он так и продолжит стоять замершей в оцепенении фигурой.

В четвертом действии до самого конца Леди Макбет так и не появится – ее безумие останется «за кадром», и неудивительно, ведь в этом спектакле оно уже случилось. Она выйдет на сцену только в финале – точнее, выползет, с трудом шагая при помощи деревянной перекладины, похожей на ходунки. Поставит на пол сверкающий белый помост, который сама принесла, – и снова примется танцевать с прежним неистовством – а потом, обессиленная, поковыляет назад. Темнота, высвеченный красным светом пустой помост, агрессивная и отчаянная песня Джексона. Кажется, никогда еще театр Бутусова не был настолько созвучным времени, эпохе, когда вслед за Второй мировой в любой момент может начаться третья.

Николай Берман,
газета.ru, 05.04.2014