В ярких сценических образах Лауры Пицхелаури тесно сплетены мощная энергия и утонченность. Лаура поделилась своим пониманием современного театра и рассказала о скрытых для зрителя нюансах актерской работы.
– Лаура, вы уже сыграли Гамлета. Есть ли у вас классическая роль-мечта?
– Вообще у меня нет такой роли. Когда-то в детстве меня привлекала Мария Стюарт, просто потому что мне нравился Стефан Цвейг и прописанный им образ. Особенно он был актуален в подростковые годы, когда активно развивается женское начало. На самом деле тема важнее персонажа. Она имеет огромное значение.
– Юрий Бутусов не раз говорил о том, что гендерная принадлежность – не главное в образе Гамлета.
– Я думаю, Юрий Николаевич скорее имеет в виду, что для современного человека Гамлет превратился в миф, в некую субстанцию в нашей голове с вечным вопросом: «Быть или не быть?». Мало кто помнит, что с ним произошло в пьесе Шекспира, но все знают, что он мучился этим вопросом.
– Как вы для себя решили эту задачу?
– Позиции актера и режиссера формируются и формулируются во время репетиционного процесса. Изначально я пробовала Призрака, Гертруду, Офелию, и потом Юрий Николаевич предложил роль Гамлета. Передо мной никогда не стояло задачи перевоплотиться в молодого человека. Было бы неправильно следить за тем, как я играю мужчину.
– Для современного театра, в особенности постдраматического, характерны синкретизм, заимствование форм видеоарта, перформанса и даже акционизма. Насколько вам близок такой театр?
– Я хорошо отношусь к любого рода театру. Главное, чтобы было интересно сделано, а какими средствами художник добивается воздействия на меня – его дело. Если я испытываю эмоции, задумываюсь о своей жизни прямо во время спектакля или выходя из театра, это великолепно. Если же видеоряд создан ради видеоряда, он не направляет, вызывает лишь раздражение, то и отношение будет соответствующим, а когда я чувствую мощную энергию, неважно, вылили на меня при этом ведро воды или по сцене бегают обнаженные актеры, то понимаю, что все это необходимо для достижения того самого эффекта воздействия. Тем более театр – это живое искусство: сегодня спектакль может категорически не понравиться, а завтра все изменится.
– Герои, в которых вы перевоплощаетесь на сцене, часто диаметрально противоположны по своим качествам. Вы легко беретесь за новые роли? Личность режиссера определяет при этом ваш выбор?
– Режиссер играет важнейшую роль для меня. Так получилось, что в последнее время я работала только с Юрием Бутусовым, хотя у меня были возможности взаимодействовать и с другими художниками. Создание спектакля – интимный момент: собирается группа людей, и начинается творческий процесс. Совершенно не хочется, чтобы кто-то за этим процессом подглядывал. Естественно, нужно быть единомышленниками, должно быть схожее понимание искусства и театра. Очень тяжело, когда много времени уходит на то, чтобы договориться между собой, найти точки соприкосновения. Что касается диапазона ролей, то существует определенная парадигма, в которой я нахожусь. Сейчас мне было бы интересно выступить в каком-то другом качестве. К примеру, играя в спектакле «Человек из рыбы» в МХТ им. А. П. Чехова, я слышу, как люди иногда смеются во время моих реплик. Я так счастлива от этого, поскольку большинство моих ролей довольно мрачные по своей сути. Вообще мне кажется, что от спектакля к спектаклю, от роли к роли необходимо развиваться, выходить из зоны комфорта. Каждый день человек меняется, приобретает опыт, может почувствовать что-то принципиально новое. Вместе с актером преображается и образ его героя. В течение сезона это не так ощутимо, а вот после двух месяцев отпуска такие нюансы становятся более заметными.
– Как вы вживаетесь в роль? Насколько это долгий процесс?
– Для меня весь этот процесс – репетиции, когда актер действительно начинает в себе взращивать персонажа. Это состояние необратимости, персонаж начинает постепенно охватывать сознание, тело. Но в целом мне бывает сложно уйти от своей индивидуальности, хотя сценические герои по-разному говорят, по-разному ходят.
– А существует момент, когда вы осознаете, что готовы играть?
– В моем случае его не существует. Мне всегда кажется, что я не готова. Есть артисты, которые за час до начала спектакля одеваются, гримируются, я же тяну до последнего. Но после третьего звонка, в момент, когда делаешь шаг на сцену, регистр переключается.
– Лаура, у вас есть имя в мире театра. Готовы ли вы на авантюру – сыграть в спектакле неизвестного режиссера экспериментального театра? Что должно в первую очередь повлиять на ваше решение?
– Я с удовольствием соглашусь, если меня заинтересует идея, если этот неизвестный режиссер окажется талантливым художником, классным человеком. Куда страшнее, если пригласит признанный мастер, и вдруг окажется, что у нас разные группы крови и вообще не сходятся взгляды на театр.
– А можете ли представить себя в роли зрителя без детального анализа актерской игры и работы режиссера?
– Конечно, это уже невозможно. Мне интересно следить за артистами, за тем, как они двигаются, как разговаривают, да даже как потеют. Но в то же время я очень благодарный зритель, потому что я не сижу и специально не оцениваю. Все происходит мгновенно. Можно, кстати, сравнить эту ситуацию с ездой на машине. Если вы умеете водить машину, то и в роли пассажира скорее всего будете анализировать ситуацию на дороге. Вот недавно я была на премьере спектакля «Сережа» в МХТ им. А. П. Чехова, который поставил Дмитрий Крымов. Там много интересных ходов, просто потрясающая работа актеров.
– Вы играете не только в театре, но и снимаетесь в кино, в сериалах. В чем для вас принципиальная разница в подходе к актерской игре?
– Безусловно, отличия есть, потому что театр для меня – родная субстанция. Я понимаю, что такое живой зал, слышу, как люди молчат, роняют номерки. В театре у меня есть возможность прикоснуться к великим драматургам, писателям. Кино устроено иначе: необходимо чувствовать камеру, многое зависит от оператора, монтажа. Вот в «Бедных людях» мне удалось развить изначально придуманный сценаристами образ, и я получила огромное удовольствие от этой работы.
– А какие кинорежиссеры вам близки?
– Я люблю Вонг Карвая, Педро Альмодовара, Микеланджело Антониони. Мне нравится медленный кадр, когда можно через глаза увидеть человека, что характерно, например, для Ким Ки Дука и вообще для восточного кинематографа. Меня привлекает цветовая палитра Карвая, продуманная до мелочей обстановка, одежда. Конечно, я перечислила режиссеров, которые очень любят своих женщин в кино.
– Получается, для вас крайне важна эстетика в кино?
– Для меня в принципе важна эстетика. И не только в кино, но и в театре.
– Вы сейчас играете в МХТ им. А. П. Чехова у Юрия Бутусова. Что это за роль?
– Да, я работаю с Юрием Бутусовым. Это современная пьеса «Человек из рыбы» Аси Волошиной с обиходным языком, с текстом, который сложно учить как раз из-за того, что все это слышишь каждый день. Мне очень хотелось сыграть женщину, которая разговаривает на нормальном языке, испытывает привычные чувства. Она одна растит дочь, живет в Петербурге со своим однокурсником, но не из-за того, что их объединяют чувства, а потому что у них мало денег, они сдают еще одну комнату. Героиня – бывший филолог, конечно, работает она риелтором, тянет дочь, по скайпу общается с мужем, который, возможно, плод ее воображения. На мой взгляд, очень актуальная история.
– А есть ли табуированные темы для вас? Скажем, роль, от которой вы бы отказались по этическим соображениям?
– Это должен быть персонаж, который издевается над детьми. Любая подобная тема для меня закрыта. Раньше это не так остро ощущалось, но сейчас у меня двое детей – все поменялось.
– К вопросу о детях: в 2006 году вышла картина «Гадкие лебеди» Константина Лопушанского. Это важный фильм о необходимости разрешить детям мыслить самостоятельно. Изменилось ли ваше отношение к этому посылу после рождения детей?
– У меня даже был спор с учителем в школе, когда он сказал, что детей нужно перевоспитывать и ломать при необходимости. Я думаю, что главная задача родителей – обеспечивать детей всем необходимым, направлять, помогать, поддерживать и не лишать их возможности проявлять свою волю. В любом возрасте человек должен чувствовать, что он свободен. Поэтому, кстати, мне так хорошо в театре.
– Многие известные петербургские актеры уехали в Москву, причем навсегда. Искушает ли вас Москва?
– Вы знаете, у меня нет такого соблазна, хотя в связи с моей работой в МХТ об этом можно было бы задуматься. Мне кажется, я не вписываюсь в систему координат этого города. Если уж и мечтать о переменах, то пусть это будет Рим или Париж.
Александр Мануйлов,
St.Petersburg Digest, 2019, I(V), весна