«Макбет. Кино», Театр им. Ленсовета, Санкт-Петербург
Расскажите, как начиналась работа над «Макбет. Кино». С какими ожиданиями Вы пришли на площадку?
Работа над спектаклем началась для меня с SMS-сообщения от Юрия Николаевича Бутусова: «Покажи, пожалуйста, завтра этюд-пробу на роль Макбета – сцену, где Макбет говорит Леди Макбет: “Откажемся от замысла”». На следующий день этюд был готов. Уверен, что этот показ стал судьбоносным для спектакля, ибо главное Юрию Николаевичу стало понятно сразу, а именно то, каким Макбет не должен быть точно.
Как Юрий Бутусов выстраивал репетиции? Показался ли Вам его подход непривычным? Комфортно ли Вам было с ним работать?
Оставим зрителям и критике описание спектаклей Бутусова. Для меня самое главное, что он абсолютный кудесник репетиций! Трудность была лишь одна – поверить в то, что свобода твоих сочинений и этюдов не мнимая, а абсолютно реальная и безграничная. Степень этой свободы почти невозможно себе представить. Поскольку я репетировал с Юрием Николаевичем впервые, у меня какое-то время ушло на осознание этой свободы. А дальше все было прекрасно!
Огромную пьесу Шекспира мы растаскивали на крохотные осколки абсолютно хаотично, объединяясь при этом в дуэты и трио, которые тоже рождались весьма стихийно. Четверостишие текста могло превратиться в получасовой этюд, а огромные сцены сжимались до небольших набросков. Каждую сцену мы сочиняли как определенное настроение. «Макбет. Кино» – это калейдоскоп настроений. На спектаклях торжествовал безграничный хаос; это ощущение особенно усилилось, когда по совершенно неясным законам стали проступать весьма конкретные линии-темы: Леди Макбет – Макбет – Дункан, Макбет – Банко, Убийцы, Мама – Сын, Ведьмы. Таким образом, из этой атмосферы хаоса и возникла главная тема нашего «Макбета» – зазеркалье, где оказалась героиня в результате убийства ее мужем Дункана.
Изменился ли Ваш взгляд на Шекспира и, главным образом, на «Макбета»? Как именно?
Солгу, если скажу, что изменился! Потому что, репетируя и играя этот спектакль, мы сочиняли иной сюжет. Меня он окутывает и очаровывает сильнее, чем сюжет этой не самой моей любимой пьесы Шекспира. Бесконечное талантливое нагромождение параллельных сюжетов и делает театр театром, а пьеса, самая великая и прекрасная, остается стоять на полке.
Как бы Вы описали свой опыт игры в этом спектакле? Открыли ли Вы в себе что-то новое в человеческом и профессиональном смысле?
Будем надеяться, что Юрий Николаевич не прочтет это интервью, а если прочтет, то поймет меня правильно. Я испытываю невероятный восторг от попытки соединить вроде бы несоединимые вещи: с одной стороны, существовать внутри молодой компании, играющей этот спектакль, а с другой – играть свою историю вразрез и даже против них. Одновременно и быть частью этого Театра, и опровергать его. Эта утопия мне безумно нравится! Что касается открытий, то я обнаружил, что в одной двухминутной сцене может как в капле отразиться огромный пятичасовой спектакль. Любимейшая моя сцена в нашем «Макбете» – «Старики» в четвертом акте. Как-то невероятно в этой сцене играют Наташа Шамина и Олег Федоров. Для меня именно она отражает настроение спектакля.
Иногда я думаю, что нам стоило поменять порядок слов в названии, ибо в слове «кино» и зашифрованы все законы, по которым наш спектакль живет. Монтаж – душа и сердце любого кино. Мне нравится думать, что мои сцены в этом спектакле – это как бы ошибка монтажа; что эти эпизоды будто вырезаны из каких-то других фильмов, как не пригодившиеся и удлиняющие метраж, а потом вставлены в наш фильм, как говорят в кино, для перебивок. Смею думать, что именно через эти сцены наш спектакль и выходит куда-то за пределы своих смыслов.
Я люблю «Макбет. Кино» за невозможность его объяснить, за то, что в каждое сценическое мгновение он опровергает сам себя, за то, что все в нем может быть так, а может быть и абсолютно иначе!
Спектаклю уже больше года. Чувствуете ли Вы, что с ним происходят изменения? Если да, то какие именно? Всегда ли они положительные?
Спасибо за этот прекрасный вопрос! Я убежден, что срок жизни спектакля – это важнейшая проблема, о которой почему-то очень мало говорят. Я думаю, что любой спектакль должен жить четыре-пять сезонов. Я мечтаю, чтобы спектакли уходили на взлете, на пике любви актеров и зрителей, а не тогда, когда признаки разложения становятся очевидны всем. Что-то страшное есть в старых спектаклях. Как же ужасны бывают последние годы не снятых вовремя спектаклей! Но в этом смысле «Макбет. Кино» еще молод, и все движения внутри него пока очень живые. Хотя мы, его участники, знаем, что бывают разные «Макбеты». Бывает, он летит, а бывает – ползет. Простите, но это право живого театра.
Эльмира Сегизбаева,
интернет-ресурс Фестиваля «Золотая Маска» Maskbook.ru, апрель 2014