www.actors.spb.ru

С Чеховым не соскучишься

Жениться или нет – вот в чем вопрос нового спектакля в Театре им. Ленсовета.
Грядущий год для Чехова юбилейный. И театры не дремлют, ставят классика вовсю. В тираж пошли не только пьесы и проза, но и записные книжки драматурга-писателя. Недавно свой вариант юбилейной премьеры представил Театр на Литейном. Там по случаю круглой даты отобрали из всего Чехова несколько дорожных рассказов, перемешали, склеили и выпустили спектакль. Получились «Счастливые люди». В Театре им. Ленсовета – рецепт практически тот же. Ну или очень похожий. Режиссер-постановщик Андрей Прикотенко взял три чеховские вещи: «Предложение», «Юбилей» и монолог «О вреде табака» – и объединил их в одну. Назвал все это дело водевилем.
Точнее, в афише значится так: «Чеховъ. Водевиль». Все стильно, с ятем, через точку. Но как-то невесело. Если и будет смех на этой премьере, то сквозь слезы, потому что настрой у Прикотенко в духе отвязных шуток «Русского радио»: «хорошее дело браком не назовут» и тому подобное. Весь сюжет спектакля, не вдаваясь в мотивы и тонкости Чехова, режиссер Прикотенко излагает примерно так: «Жил-был человек, решил жениться, осуществил задуманное, а через 33 года ему пришел конец». Веселиться на этом фоне уже не хочется. Хотя как посмотреть. Премьера Чехова на ленсоветовской сцене состоится сегодня. Накануне «Известия» встретились с исполнителем главной роли в спектакле Александром Новиковым. Разговор получился о любви. Впрочем, про брак тоже поговорили.

«Брак – это трудное чувство»

– Режиссер-постановщик спектакля Андрей Прикотенко в своем интервью по случаю грядущей премьеры заявил: «Брачный союз противоречит законам природы». Не будем вдаваться, что писал по этому поводу Чехов, – не станете же вы сейчас читать свой заключительный монолог. Давайте лучше поговорим о том, что думает про любовь и брак актер Александр Новиков? Простите за прямой вопрос, но вы, к примеру, женаты?

– Нет, не женат. А про брак думаю… вы знаете, это очень сложная тема для всякого мужчины. И для женщин, наверное, тоже. Я бы сказал, что брак – не лучший термос для любви. В этом союзе, когда видишь друг друга каждый день, любовь вообще трудно сохранить. Если относиться к ней серьезно, по гамбургскому счету, а не тешить себя сказочкой, что любовь все равно остывает и постепенно перерастает в другие чувства: благодарность, уважение, привязанность. Ничего подобного не происходит. Любовь или живет, или умирает. А всяческие превращения любви в привычку – это тяжелая история, совсем другая категория человеческих отношений. Возможно, с этим можно жить, и многие даже живут. Но это не та любовь, о которой все мы мечтаем. И которую каждый из нас хотя бы раз в жизни переживал. Ну нет в браке ничего этого – ни романтики, ни восторга.

– А что есть?

– Жизнь, самая обычная, повседневная. Брак – вообще трудное чувство. И его трудность именно в остывании любви. Это как раз чеховская тема. Потому что Чехов в отличие от Достоевского не исследовал человека на пике каких-то переживаний, в момент острых кризисных ситуаций. То есть Раскольников, убивший старушку, в принципе не мог возникнуть у Чехова. Его тема – растворение жизни в ее повседневности, бесконечных разговорах, завтраках, ужинах, прогулках. Все время что-то происходит, а жизни как таковой нет. Она проходит. Сначала молодость, потом зрелость, дальше – полная, безнадежная старость. И смерть. Но еще раньше умирает любовь. В этом смысле Чехов очень пронзительно понимал проблему остывания чувств. И насколько тяжелы брачные узы.

– Но люди зачем-то женятся?

– Согласен, наш герой тоже женился. По идее спектакль состоит из трех частей: «Предложения», «Юбилея» и сцены-монолога «О вреде табака». У Чехова эти вещи никак не связаны. У нас, в спектакле, их объединяет общий герой – Иван Васильевич Ломов, которого играю я. Имя мы взяли из «Предложения». Соответственно, «Юбилей» тоже справляет Ломов. И заключительный монолог о вреде табака опять же произносит Иван Васильевич, уже изрядно постаревший и изменившийся. Мы условно придумали историю человека, который в какой-то момент принял решение жениться в надежде, что это украсит его жизнь и принесет ему счастье. Но в итоге получил нечто совершенно другое.

«Вся жизнь – водевиль»

– А почему на афише написано: «водевиль»? Ведь тогда по законам жанра должно быть живо и весело?

– А почему вы решили, что будет скучно? Хотя, если взять первоисточник – самого Чехова, то у него эти пьесы водевилями не обозначены. Но почему-то в нашем сознании они существуют именно в таком виде. Достаточно сказать – «чеховские водевили», и все сразу говорят: да, «Юбилей», «Предложение». Хотя у автора они называются «шутками в одном действии». А шутки бывают и горькими.

– То есть вы пошли на поводу у публики – мол, так понятней, люди привыкли?

– Не в этом дело. Спектакль называется «Чеховъ. Водевиль», потому что мы надеемся сыграть историю о человеке, жизнь которого похожа на водевиль. Так получилось: сначала суматошная женитьба, потом ад повседневной жизни, ну и финал в виде известного монолога. Это ловушка, когда, с одной стороны, жанр понятен, а с другой, если задуматься, жизнь всегда сложнее, она на стыке жанров. И получается, что трагикомедия – жанр куда более жизненный, чем трагедия или комедия в чистом виде.

– Обвинений в вольном обращении с классикой не боитесь? Все же привыкли: бородка, пенсне, воротничок. Даже комедии, которые у Чехова именно так обозначены, играются как трагедии. Считается, что так интеллигентнее.

– Вот в том и проблема, что все знают, какой должен быть Чехов. А заодно – и Достоевский, и Пушкин. Но не факт, что эта точка зрения правильная. Недавно в обиходе появилась книга американского автора Дональда Рейфилда, она называется «Жизнь Антона Чехова». Весьма подробная биография, хотя и достаточно тенденциозная. Там все подводится под одну мысль, но сама эта мысль не вызывает сомнений: американец Рейфилд написал книгу о том, что весь Чехов вышел, вызрел и возник из чудовищной среды русской провинциальной жизни. Из очень грубой, хамской среды. И прочитав эту книгу, начинаешь понимать, почему спектакли по чеховским пьесам бывают откровенно скучны. Все губит романтизация его героев, прочно застрявшая в нашем сознании. Мы рождаемся и откуда-то сразу знаем, что три сестры – это три статные грации. И в театре их должны играть самые красивые актрисы. А если вдуматься, то начинаешь понимать, что это три измученные жизнью женщины, проживающие в глубочайшей, непролазной провинции. И весь этот романтический ореол мгновенно спадает. И на первый план выползает очень грубая сторона жизни. И правды в этом больше, чем в рафинированном Чехове, к которому мы все привыкли. Конечно, я не буду говорить, что мечтаю о зрителях, у которых нет такого представления о Чехове. Но хочется встретить в зрительном зале людей, которые открыты для понимания того, о чем написано «Предложение» или «Юбилей». Чтобы люди воспринимали спектакль, а не сравнивали его с тем представлением, которое у них возникло из школьной самодеятельности.

Анна Кукушкина
«Известия», 2009, 18 декабря