«Сегодня никто не имеет права на ошибку, нужно всё время обеспечивать успех. Для режиссёров и актёров это страшно, ведь иногда человеку необходимо провалиться», – считает артист Александр Новиков.
Александр сыграл главную роль в недавней премьере «Чеховъ. Водевиль» Театра имени Ленсовета. Герой Новикова – великовозрастный лежебока, задумавший жениться, чтобы найти счастье в жизни и успокоиться, но… история заканчивается драматически.
– Древние говорили: «Женись! Повезёт – будешь счастлив. Не повезёт – станешь философом». Ваш герой стал философом?
– К финалу спектакля мой герой представляет просто распад личности: 33 года в браке, семеро детей, нелюбимая жена-мегера… Брак – это ловушка для двоих, и дело не в ограничении свободы, а в том, что однажды уходит любовь. Весь Чехов про это.
– Тема серьёзная, но чувствуется, что публика пришла повеселиться.
– Один из моих учителей в Театральном институте говорил, что публика подсознательно всегда хочет комедии. Нужно держать баланс, чтобы оставаться в рамках автора. Для меня показатель хорошего спектакля – его способность не всегда сложиться, не случиться. Вот плохой или средний никогда не может «не получиться», он всегда будет сыгран одинаково, потому что в нём нет живого дыхания, он требует от артиста только способности повторить.
– За 20 лет, которые вы проработали в театре, публика изменилась?
– Зритель по-прежнему идёт в театр за эмоцией, причем – положительной. А одно из самых неповторимых впечатлений от публики – записка: «Хотела бы с вами выпить. Катя», и – номер телефона.
– Иногда актёрами восхищаешься, а иногда за них стыдно. Когда вы шли в профессию, не представляли, что можете оказаться в таком положении?
– Вообще ничего себе не представлял и поступал с таким репертуаром, что не понимаю, как меня приняли. С героическим. Это было какое-то наваждение: «Война и мир. Гибель Пети Ростова», монолог Арбенина из «Маскарада» и ещё отрывок о том, как партизаны зубами перегрызли провода… Хорошо, что Игорь Петрович Владимиров на мой репертуар внимания не обратил, а попросил отойти в конец аудитории и крикнуть: «Папенька, муку привезли!» С тем меня и взяли.
– Какие жертвы требует от вас профессия? У многих актёров есть любимая «страшилка», как они страдали, худея…
– Владимиров запрещал мне худеть. Главная «жертва»: приходится учить столько текста, что забиты уже все ячейки на жёстком диске памяти.
– В театре Ленсовета вы заняты очень много, да ещё умудряетесь играть в спектаклях маленького «Ф.М.Д.-театра» музея Достоевского. Зачем вам это надо?
– Я играю там три спектакля, это счастливые мгновения, и главная приманка – «степень безответственности»… Сегодня большая проблема в том, что никто не имеет права на ошибку, нужно всё время обеспечивать успех. Для режиссёров и актёров это страшно, ведь иногда человек приходит к такому этапу развития, что ему нужно провалиться, чтобы ощутить необходимость нового поворота.
– В репертуаре петербургских театров в основном классика. В современной драматургии нет ничего достойного?
– На мой взгляд, для того, чтобы современная пьеса прозвучала, она должна оказаться в руках мастеров: режиссёров и актёров. Например, Вампилов и Володин заиграли всеми своими гранями, когда их ставили Ефремов, Мельников, Михалков, когда играли Доронина, Фрейндлих, Даль, Гурченко, Любшин. А сейчас театр зачастую отдает современную драматургию «в подвалы», она «подвально» и реализуется, и на выходе нет ощущения, что всё это – серьезно.
– Актёр в театре целиком и полностью зависит от режиссёра, или у него есть определённая свобода?
– Думаю, что мерило уважения к актёру в театре – это предоставление ему возможности не играть роли против своей воли. Понимаю, что это – мечта…
Елена Петрова
«Аргументы и Факты – Петербург» №21, 26 мая 2010