«Почти взаправду». По мотивам сказок Т. Теллегена. Инсценировка, сценография, постановка Марины Азизян
Лето. Вы лежите в траве, далеко от города, голова – ухом к земле, и сонно наблюдаете, что происходит на уровне ваших глаз. Теплынь. Наверху кто-то гудит, кто-то жужжит, а в траве идет неторопливая, но интенсивная жизнь… Тихо звучит голос философического муравья, совершающего долгий переход, слышен кузнечик, по травинке тихо ползет кто-то безымянный… А, это, конечно, слон…
Увеличьте картинку до размеров кукольной сцены, себя представьте белкой, сонно раскачивающейся на ветке, вместо гамака у вас собственный хвост… Все надоело: и буковые орешки, и это каждодневное однообразие среди трех знакомых сосен… Теплынь…
Спектакль, придуманный Мариной Азизян, на час уводит вас в тишину. В этом голландском лесу, придуманном писателем Теллегеном, дед которого был прозван в Петербурге Телегиным, с легкой руки Азизян звучат японские хокку, а его обитатели философствуют и рефлексируют в практически пустом пространстве сцены, как настоящие российские интеллигенты (Теллеген-ты…), но чувства и мысли их пунктирны и легки, как хокку и как воздух в пустом пространстве, а мысли коротенькие, как кусочки коры, на которых не умещаются нормальные, внятные письма. Вот Белка пишет Муравью: «Дорогой Муравей! Кусочек коры, на котором я пишу, – очень маленький, но мне так хотелось написать тебе пи… Ну вот кусочек коры кончился, даже мое имя не поместилось!.» Что подумает Муравей о таком письме? Догадается ли он, что слово "пи" на самом деле не "пи«, а „письмо“?
Белка здесь главная. И никакая это не „белка в колесе“, она не летает с ветки на ветку, вертя пушистым хвостом, а много спит и голосом Александры Куликовой скучает по Муравью: „Я скучаю по нему все сильнее, хотя и не знаю толком, что же такое – скучать… Он сказал: Теперь я буду думать“. Странно… Каково это – думать? Почему у меня никогда не получается долго думать? Что я за зверь такой?»
Словом, тут – проблема самоидентификации, жители этого элегического леса неторопливы, печальны, наивны, мудры, но главное – одиноки. Они – марионетки, управляемые с неба, – заняты познанием мира и собственного «я„, но никто не понимает, что он за зверь такой (а кто из нас понимает?), у каждого – или тоска, или комплексы. Например, у Ворона, скорее всего, еврея, если судить по носу и говору Игоря Шибанова, – мания преследования (“Как только лист какой с дерева упадет, я тут же думаю, что это он в меня летит… Стоит мне преклонить голову, тут же стук и шепот. Прямо над ухом! Белка, подозрения переполняют меня!»). А у Ежика – свое: «Теперь я буду думать о том, как научиться ходить бесшумно, а то я всегда так топаю!»
У всех все не так, как хотелось бы, и в этом проходит тихая жизнь с редкими событиями. Скажем, появляющийся ранним утром Слон не просто поет голосом Сергея Бызгу танго «У меня есть сердце…», но предлагает Белке потанцевать. Ну, одно слово – Слон! А она еще спит, и вылезать из постели ей неохота.
– И где ты хочешь танцевать?
– Да хоть здесь, на ветке, прямо у двери.
– Но там же совсем нет места!
– Значит, мы прижмемся друг к дружке.
Ну, конечно, Белка уступила, и они попробовали потанцевать, но ветка тут же сломалась… И что, опять комплексы? Конечно. «Дурацкая была затея, да?» – переживает Слон, и, хотя Белка утешает его, потирая собственную шишку, он уходит не просто хромая. Наверное, он больше не станет танцевать на ветках. Самоидентификация произошла…
Самые сложные отношения – это лирическая, недоговоренная дружба Белки с Муравьем.
Их отношения неопределенны. А может, это любовь? Скорее всего. «Короткие встречи» и «долгие проводы».
– Я по тебе скучала, – нежно признается Белка. – Ты как-нибудь должен объяснить мне, что же такое – скучать.
– Ладно. Ты никогда не устаешь от меня, Белка?. Это вполне может случиться… От всего устаешь. Все на свете надоедает. Тебе ведь надоедают иногда буковые орешки?. Я иногда устаю сам от себя. Ты – нет?
– А что именно у тебя устает?
– Не знаю. Просто устаю. Весь целиком.
Теперь подложите под реплики Муравья усталый голос Сергея Дрейдена – и сразу почувствуете, каково это, когда устаешь от самого себя «весь целиком». Муравей мается, куда-то уходит («И не спрашивай, обязательно ли мне уходить, потому что я должен уйти…»). Он мучит ее, как настоящий мужчина, бесшумно исчезает, где-то отсутствует, неожиданно возникает… Его дело – ползать, ее – ждать и скучать, если, конечно, удастся узнать, что это такое…
Прошлые кукольные спектакли «Маленького Синенького театра», которые Азизян создавала в Фонтанном доме – музее А. А. Ахматовой («Под Вифлеемской звездой», «Ель», «Сидень» и «Козетта»), не были марионеточными, это был вертеп. Марионеток М. Азизян сделала впервые (ей помогал Николай Первушин), кукол водят артисты Театра им. Е. Деммени Ирина Кривченок, Анна Миронова и Тимофей Осипенко, одетые в черные монашеские плащи с капюшонами, а озвучивают замечательные петербургские драматические актеры.
«Почти взаправду», спектакль, сделанный год назад и переделанный полгода назад, – вещь абсолютно авторская: из сказок Теллегена сочинен лирический минималистский мир в духе хокку. Пара сценических деталей, куклы, звуки, музыка, голоса, атмосфера общей маеты, милых шуток, бесцельности и лирической грусти. Весь мир не знает цели, весь мир томится, пытаясь найти путь. Куда? Направление не указано, и можно висеть в небе, как Ежик, которому хочется быть похожим на солнышко, а можно, как Муравей, куда-то исчезать в поисках смысла.
«Почти взаправду» – это маленькие сценки, перемежающиеся охами, вздохами, всхлипами, тихой музыкой. Ничего традиционно сказочного: ни сюжета, ни интриги, ни связного действия. Это импрессионистский этюд, создающий настроение. Может быть, «настроение индиго». Тем более что структура спектакля напоминает тихий ненавязчивый джаз.
…Муравей и Белка идут куда-то за неведомой целью, а мы лежим в траве летним днем, ухо – к земле, и наблюдаем их путешествие. Потому что тоже куда-то идем, сами не зная – куда: с травинки на травинку, а потом по земле до следующей ветки…
Марина ДМИТРЕВСКАЯ «Петербургский театральный журнал» № 51, Февраль 2008 г.