Сей дивный «Сон»… На «Золотой софит» сезона 2006-2007 гг. в номинации «Лучшая мужская роль» представлен Сергей Бызгу – за роль Питера Пня в спектакле «Сон в летнюю ночь» в постановке А. Морфова. Театр им. В. Ф. Комиссаржевской. В номинации «Лучший актерский ансамбль» представлены Сергей Бызгу, Маргарита Бычкова, Александр Баргман, Денис Пьянов, Анатолий Горин, Иван Васильев, Владимир Крылов, Артур Мкртчян, Егор Бакулин – за ансамбль в том же спектакле.
Думается, главным виновником и в том, и в другом случае следует считать Сергея Бызгу, Питер Пень в его блестящем исполнении как раз и объединяет нестройный хор ремесленников в волшебный актерский ансамбль. Созданный Сергеем Бызгу (ну, и Шекспиром, конечно) театр в театре играет спектакль о спектакле, который азартно и самозабвенно репетируют актеры-любители. Причем любителей здесь нужно понимать как людей, влюбленных в театральное искусство, а не просто самодеятельных артистов, аматоров. Нет сомнения, что этот спектакль во славу театра оказался очень личным для Сергея Бызгу. Бызгу создает тьму вариаций на тему «режиссер и артист», он играет режиссера, но глазами актера, пародируя знакомые режиссерские слабости: «И тут выхожу я, и кланяюсь, кланяюсь…». И с тем же темпераментом, обращенным к бестолковым участникам репетируемого спектакля, восклицает: «И это те люди, которые прошли жесточайший отбор!». Далее Бызгу блистательно разыгрывает истерику режиссера-тирана, вызывая в памяти знаменитые образы диктаторов, от героев Чаплина, Феллини, до лебедевского Артуро Уи. В наивном театре Питера Пня масса вкусного и узнаваемого для театрального люда. Можно сказать, что «афиняне» играют самую суть театра, его силу и слабость, его пафос и гротеск, его обаяние и жестокость, его метафизику и наивную прямолинейность, его прошлые и сегодняшние черты.
В актерской труппе Питера, в этом гармоничном ансамбле, все сугубо индивидуальны, все личности. И глуховатый скептик Джоузеф Тухля (Анатолий Горин); и заторможенный Робер Баклажан – огромный лиловый негр с дреддами, изображающий льва (Егор Бакулин); и нервный композитор Джон Перцел (Артур Мкртчян); и осветитель Том Штопор (Владимир Крылов) – преданный сцене, пьющий трудяга, незаменимый умелец, знакомый каждому, кто хоть когда-нибудь работал в театре. Маргарита Бычкова колоритно играет Мери Пень – героиню, отсутствующую у Шекспира. Когда юный Френк Пискун (Иван Васильев), измученный насмешками, отказывается играть женскую роль, Питер в отчаянии рыдает на могучей груди супруги: «У нас нет Фисбы». Но тут его руки нащупывают впечатляющие округлости жены: «У нас есть Фисба!». «Женщины на сцене не играют», – возражают ему. «Мы будем первыми!» – в упоении кричит Питер.
Особая история – Ник Пузо, лучший в Афинах исполнитель роли Пирама. Когда играющий его Александр Баргман изъявляет желание исполнить разом все роли спектакля, зал понимающе реагирует. Баргман в штанишках Карлсона и полосатом купальном костюме уморительно играет дотошного премьера, истязателя режиссеров: «А вот скажи, какой он, мой Пирам?» Обаятелен и другой исполнитель Ника – Денис Пьянов, когда труппа приветствует потерянного и вновь обретенного Пузо, веришь, что собратья искренне рады этому славному увальню.
За перипетиями непутевых артистов следишь не только со смехом – с волнением и сопереживанием.
И совершенно чудесен, глубок и неожидан финал, который сочинен, следуя не букве, а духу Шекспира. Свадебный вечер. Он же, по идее, звездный час труппы Питера Пня. Они будут играть свой спектакль для трех счастливых, влюбленных, молодых, красивых пар – Тезея и Ипполиты, Елены и Деметрия, Гермии и Лизандра. Но парочки уходят с полным равнодушием к судьбе Пирама и Фисбы и искусству незадачливых актеров. Спектакль окончен, не начавшись. Потерянный Питер Пень находит в себе силы сказать каждому участнику действа, что тот на самом деле – потрясающий талант. И замолкает с видом человека, чья жизнь кончена. Глядя на режиссера, его замечательные и талантливые артисты начинают петь: «О Фисба, моя дорогая» – так красиво и слаженно, как никогда ранее. Но – «занавес уже на сцену лег, и освещение погасло»…
Дмитрий Крымов однажды сказал, что мечтает поставить комедию Шекспира так, чтобы она вызывала слезы. Такой финал «Сна в летнюю ночь» – вызывает.
Сергей Бызгу являет собой тот тип лицедея, который – на все времена, который в разные эпохи мог именоваться комедиантом, шутом, гистрионом, скоморохом, мимом, импровизатором, характерным артистом, мастером трагикомического и так далее, его актерская природа универсальна. Вероятно, поэтому он играет на сценах разных театров, у абсолютно непохожих режиссеров, при этом зачастую является камертоном ансамбля, очень четко и чутко попадая в жанр и стиль.
Уже много лет держится на сцене Молодежного театра на Фонтанке спектакль «Плутни Скапена» в постановке Владимира Ветрогонова. Во многом благодаря Скапену – Бызгу спектакль по Мольеру действительно становится комедией-фарсом. Евгения Тропп писала об этой его роли: «Скапен – Бызгу демонстративно ведёт себя как комедиант на подмостках: он обращается к публике за поддержкой, раскланивается после удавшегося номера (…). Он похож на странствующего клоуна, расстилающего коврик посреди городских площадей, собирающего медяки в шляпу. В его маленькой трогательной фигурке есть нечто чаплинское. В конце спектакля, когда с помощью Скапена все находят своё счастье, о нём, как водится, забывают… Шумная компания убегает, он порывается за ней следом, но потом остаётся один на потемневшей сцене и с грустной гордостью повторяет «Наверно, это у меня от Бога – такой талант…»
И где бы ни проявлялся талант артиста – в Антрепризе имени Миронова, на сцене Молодежки, в «Очень простой истории», идущей на сцене ТЮЗа, на подмостках театра «Фарсы» – всюду за ним следует зрительская любовь.
Т.К.
Все реже показывает театр «Фарсы» свои шедевральные спектакли – «Фантазии, или Шесть персонажей в ожидании ветра» и «Вохляки из Голоплеков». Зрителю не задержать процесс смены репертуара, ухода артистов. Память его хранит подчас неразделенное критикой впечатление от первых минут действия, от музыки или диалога.
В «Вохляках» второе действие начинается одним из вариантов перовских «Охотников на привале», здесь разворачивается пиршество еды и сочного рассказа кучера Ефрема о сновидениях и их зловещем смысле. Образы протягивают к слушающим руки. Из-за спины. Они касаются одежды, влекут в омут неосвещенного пространства… Барин и приказчик (артисты Игорь Копылов и Константин Воробьев) в этой сцене – полноправные участники монолога: процесс еды чувственен, подчинен каждой фразе рассказчика. При всем великолепии актерских находок Сергея Бызгу в роли Ефрема, тут играет ансамбль. Они проголодались. Сколько раз мы замечали фальшь в поведении актера, медленно жующего корку хлеба в блокадных или фронтовых кадрах кино-классики. Глядя на «вохляков», невольно задаешь себе вопрос – когда они в последний раз ели? У режиссера Виктора Крамера еда становится тем выразительным средством, через которое на сцене появляется чувство сопричастности, и память находит в собственной жизни моменты забытых простых истин. Уже потом вспоминаешь, как в пионерском лагере после отбоя рождался конкурс жуткого рассказа. Вымышленного или реального, но непременно осязаемого. Как делились мы на сказителей и слушателей – доверчивых и ироничных.
Незаменим Сергей Бызгу и в спектакле «Фантазии».
Так построен театр «Фарсы», что попытка замены любого из шести актеров этой труппы, рождает заплату на прочной режиссерской ткани.
В надежде на возобновление в репертуаре этих спектаклей, хочется вспомнить о первой попытке пересказать – о чем спектакль, как он скроен, понять причину притяжения к обычно холодной и бездонной сцене «Балтийского дома».
У персонажей «Фантазий» нет имен, как нет и слов. Он решен в жанре «драматической клоунады». Поэтому из давно сложившейся у критики ассоциации актерской манеры Сергея Бызгу с Чарли Чаплином, назову его по сути самого персонажа – Маленьким.
Маленький, он вырос среди мусора. Наводит чистоту – моет окна. Ниточка из рукава забавляет его, озадачивая назойливым постоянством своего появления. Накануне он мастерил и пытался запустить бумажного змея, собранного из того же мусора. И все уже будто получилось – шестеро человек, поймав влажными пальцами ветерок, соотнесли свой бег с нужным направлением, суета нетерпения подчинилась согласию движений, и уже казалось, что и сами они поднимутся вместе со змеем в небо. Из привычного – в мечту. Из горизонтального – ввысь. Неосторожное движение… и слаженный ритм оборачивается кучей мала, и глаза Маленького глядят на Оступившегося Первым. А тот, вины не понимая, вину свою из глаз Маленького беря, протягивает кусочек ткани, ветром не поднятый, не воспаривший – всего лишь «кусочек» для него и трагедию – для Маленького.
Обретя этот опыт, Маленький стоит теперь у окна. Пыльного, в известке, по которому можно чертить как по прибрежному песку, когда нет свидетелей и лишь мечта движет рукой. После раздумий его захватывает идея образа Той, которая никогда не явится вне мечтаний. Непослушным движением рисует он овал женского лица. И рукав с ниточкой застывает, ноги вянут – очертанию придуманному отвечает тепло линии по ту сторону. Лицо Маленького застывает знаком изумленных глаз Чаплина. Он держит зал, переместившийся к тому окну. Проходит время, пока он решается на следующее движение пальцем по пыли. Музыкальная композиция Вангелиса «Антарктида», мировой, но незаезженный хит, сопровождает нерешительность героя. Неужели музыка греческого маэстро существовала вне этой истории?
Подойдя спиной, боковым зрением видя стеклянную «дверь-окно», Маленький очерчивает мечтание. Реальность тепла отвечает на каждый его порыв. И в тот момент, когда фигура во всей наготе начинает глядеть через разделяющую зыбь стекла, ее уносят, беря как манекен…
Сюжет вторит запуску змея… И Маленький почувствует всю тяжесть воды в ведре, и помертвевшим взглядом скользнет по появившейся на рукаве ниточке, и смоет он остывший рисунок…
Всего два сюжета из доброй дюжины. И каждый можно пересказать, зацепив в памяти то первое впечатление, где кроме слова давно хранится музыка и пластика спектакля. Но об этом – только в театре, только на спектаклях, которым хотелось бы пожелать долгих лет жизни. Как и долгого союза Сергея Бызгу с театром Виктора Крамера, со всеми театрами, где он работал и работает.
Валерий Дмитрян,
Pro-сцениум № 15 (33), октябрь 2007 года