Режиссер Александр Баргман
В ролях: Сергей Бызгу, Анна Вартанян, Варя Светлова, Полина Шустарева, Родион Приходько, Елизавета Нилова, Маргарита Бычкова, Анатолий Горин, Денис Пьянов, Иван Васильев, Егор Бакулин, Ольга Арикова, Елена Андреева, Александра Сыдорук, Варвара Репецкая, Сергей Колосов
Для Петербурга Александр Моисеевич Володин фигура не просто знаковая – душеспасительная. Всякий уважающий себя и зрителя театральный человек (по аналогии с известным стихотворным высказыванием Маяковского) в своё время «чистит себя под Володина», и редкий храм искусства обходится сейчас без володинских пьес, намёков, фантазий «по Володину», вникавшему в человеческую душу, как никто другой. Вот и в театре на Итальянской Баргман начал именно с этого камертона – камертона искренности, мысли, чувства юмора, гуманности, ироничности, естественности… Таково уж творчество Володина, нежно любившего людей: вмещает в себя вроде бы отдельно взятую жизнь, но одновременно и сотни тысяч жизней, совсем неизвестных друг другу, но в чём-то очень похожих. Тема мыслящего, переживающего и сопереживающего человека у Володина была и остается главной. Он писал об одиночестве, но одиночестве разрешимом: протяни только руку, сделай шаг навстречу, скажи только заветное слово, и вот она, живая и родная душа – оказывается, рядом…
Александр Баргман давно известен и как актер («P. S.», «Душекружение», «Борис Годунов»), и как режиссер («Время и семья Конвей», «Ночь Гельвера», «Человек случая»). Масштабным постановкам о судьбах мира и человечества Баргман предпочитает микроисторию, то есть не слишком многонаселенные, человеческие сюжеты, в которых исследуются внутренние состояния, повседневная жизнь и ментальность «маленьких», малозаметных людей. В «Графомане» все как раз и сошлось. История инженера Мокина, живущего в небольшом городе, тайно пишущего стихи и мучающегося от своей невостребованности и одиночества, от кажущейся глухоты близких и коллег, от стыда за то, что не выходит быть счастливым - попадает в публику на раз. С учетом того, что нынче все чаще хочется услышать нормальные человеческие интонации, а не надрыв и истерику, выбор текста стоит признать более чем удачным.
Самую, наверное, исповедальную драму Александра Володина режиссер ставит в антураже 1970-х. Перед началом спектакля красивый мужской баритон сообщает о том, что пьеса была написана в 1978 году, когда мобильных телефонов не было и в помине, а компьютеры были выше человеческого роста. Пока зрители отключаются от внешнего мира, появляются Мокин (потрясающий в своей трогательности и пронзительности Сергей Бызгу) и тапер, он же автор музыки к спектаклю, Юрий Гомберг-Соболев. Мокин садится и печально закуривает. Пианист меж тем наигрывает некую мелодию. Анвар Гумаров расставил по всей сцене в шахматном порядке зеленые скамейки, а на сером с размывами заднике вмонтировал синие троллейбусные двери и разместил короткие лестничные пролеты, ведущие в никуда. «Семидесятость» в этом пространстве не выпячивается. Она есть данность, не более того. И в ней живут, страдают, мучаются, теряют и снова обретают друг друга володинские герои.
Мокин – Бызгу мизансценически то и дело отделяется от остальных. Пока все веселятся на новогоднем «капустнике» и острят по его поводу, сам герой сидит где-то сбоку и рассматривает спины коллег. Или все заталкиваются в троллейбус, а Мокину места там не остается. Даже в психушке, куда его притаскивает жена Галина (местами переигрывающая Анна Вартанян), и где все дружно сидят за одним столиком с красными кружечками, Мокину не находится даже маленького кусочка пространства. Время от времени он как будто хочет извиниться перед всеми за свою не слишком путевую жизнь, за нелепость, просто за то, что посмел родиться и жить на этой земле. Глядя на творения плакатиста-авангардиста и любовника его дочери, инженер по техбезопасности испытывает смущение от того, что его мнением поинтересовались и растерянность от увиденного (функцию авангардной живописи выполняют те же двери). Вот Мокин забредает в привокзальный буфет с разношерстной компанией. Далее следуют феерические эпизоды с энергичными танцами и песней в надрывном исполнении певицы Анжелы (ироничная Ольга Арикова в парике). Ради хоть какой-то компании инженер робко пытается подсесть за столик к слесарю Коле (Анатолий Горин). Однако влюбленная официантка Катя (как всегда прекрасная Маргарита Бычкова), мурлыкающая с Колей, тут же напускается на несчастного героя. Единственная мокинская отдушина в недружелюбной реальности – поэзия. Ее в спектакле будет много. И чем ожесточеннее будет казаться мир вокруг и постылее обыденность, тем точнее будут отзываться володинские стихи, прочитанные то спокойно, то взвинчено. Первое двухчасовое действие рассказывает о Мокине. Второе неожиданно посвящено Галине и женщинам вообще. Баргман уместно вписал сюда еще и рассказ «Всё наши комплексы». На сцене две героини – элегантная красавица Галина Петровна и сутулая, затянувшая капроном голову с бигуди Таня (Маргарита Бычкова). И у обеих жизнь оказывается не сахар. У первой был робкий поклонник, которого она отвергла, а потом проклинала себя за это. У второй куча детей и беспробудно пьющий муж. Прекрасная характерная актриса Бычкова здесь переигрывает тонкую и романтичную актрису Вартанян. Сжавшись в комок, мелко-мелко перебирая руками полу толстой шерстяной кофты, глядя все больше в пол, Таня осипшим голосом рассказывает историю про щенка. Рассказывает буднично, почти без эмоций и от услышанного делается жутко вдвойне.
Но все-таки Александр Баргман создает романтический спектакль. И вот уже Мокин и Галина, вспоминая о давнишнем отпуске в Доме отдыха, играют с черно-белым шаром, раскачивая его туда-сюда. А дальше герой, очнувшись от грез, судорожно сгребает в чемодан непочатые чекушки и шкалики, чтобы ехать в Таганрог. К той, с которой началась переписка после единственной публикации в журнале «Молодой колхозник», и которая слышит и чувствует всё даже на расстоянии. Но в дверях наталкивается на жену Галину, оказавшуюся такой похожей на девушку из Дома отдыха. Мокин остается. Финальные коллективные объятия героев и переход на сентиментальные интонации, конечно, несколько смущают. Впрочем, это ничуть не мешает удовольствию от спектакля, поскольку поэтическое начало все-таки сумело одержать верх над прозаическим.
Наталия Эфендиева,
«Pulse», 11 июня 2014