Осознание неотвратимости, периодически «накатывающее» на тебя в мыслях, и понимание того, что театр «Фарсы» уже больше никогда не покажет свои несравнимые ни с чем спектакли, продолжает вот уже 8 лет бередить, не побоюсь этого слова, незаживающую рану в сердце, как только начинаешь вспоминать о нем…
«Фарсы, или Новые средневековые французские анекдоты», «Фантазии, или Шесть персонажей в ожидании ветра», «Вохляки из Голоплеков, или Сонное мечтанье», «Село Степанчиково и его обитатели» – это далеко не полный перечень великолепных постановок театра, которые посчастливилось увидеть петербургским театралам.
Конечно, не в силах зрителя остановить гибель театра, тем более такого, каким был театр «Фарсы». С его закрытием образовалась некая пустота — ведь больше мы никогда не увидим на афишах знакомых названий любимых спектаклей, вызывающих добрую улыбку просто от одного их наличия на стендах афиш. Только одна память сохраняет незабываемые моменты от первых минут действия, от музыки или диалога… Так вспомним же лучший, на взгляд очень многих, Театр!
Был Театр, а в нем шесть артистов, и режиссер Виктор Крамер…
На сайте «Балтийского дома», получившего впоследствии статус Театра-фестиваля, было написано кратко: «Театр “Фарсы” основан в 1991 году <…> он является муниципальным театром и одним из самых ярких театров не только Санкт-Петербурга, но и России». Это действительно так, по мнению многих зрителей. Недаром же театр был отмечен позднее разными призами и премиями.
Создатель, режиссер-постановщик и художественный руководитель коллектива – Виктор Крамер, ученик легендарного Георгия Товстоногова. «Фарсы, или Новые средневековые французские анекдоты» был первой постановкой театра, которая впоследствии дала название самому коллективу. «Балтийский дом» был той основной площадкой, где шли спектакли театра. И шли с большим успехом, заполняя некую нишу в культурной жизни города, которую можно так и назвать – праздник. И неважно, были ли это спектакли по литературным источникам или просто постановки о человеческой жизни и с ее незамысловатыми радостями.
Театр «Фарсы» отмечали многочисленными призами и дипломами престижных международных театральных фестивалей: «Балтийский дом» (Россия), «Undersland festival» (Дания), «Театр без границ» (Россия), «FAMA 95» (Польша), «Elena Gura» (Польша–Германия), «Культ модерна» (Украина), «Panima 97» (Бельгия), «Limburg festival» (Голландия), «Tete a tete» (Германия) и других. В 1992 году «Фарсы, или Новые средневековые французские анекдоты» был признан одним из лучших спектаклей Петербурга, а в 1993 году Союз Театральных деятелей России наградил его дипломом за наиболее интересные поиски в области театрального языка.
В постановках Виктора Крамера, создателя и бессменного режиссера, всегда присутствует фарс. Это по праву можно отнести ко всем спектаклям, вышедшим, так сказать из-под его «пера». Еще в далеком 2003 году в интервью Виктор Крамер заметил: «…Театр не может быть профессией. Чтобы быть в театре счастливым и успешным, он должен быть, скорее, твоим хобби. Думаю, Станиславский с этой формулировкой согласился бы: для него-то театр всегда был просто наивысшим удовольствием в жизни, главным увлечением» [1].
Театр отличало сочетание открытой буффонады со стихией свободной игры и подчеркнутой театральности. Главное предназначение театра, уже почти забытое – развлекать, и В. Крамер вспомнил об этом. Кроме того, у режиссера обнаружился редкий талант – создавать комедию. Это в полной мере можно сказать о первой постановке театра, спектакле «Фарсы, или Новые средневековые французские анекдоты». Но последующие постановки показали, что новый театр может не только развлекать, но и точно также талантливо ставить классику, переносить ее очень бережно, одновременно ювелирно совмещая все с элементами комедии. В дальнейшем оказалось, что возможности и предпочтения нового театра очень велики и разнообразны.
Оригинальность манеры В. Крамера основывается на том, что, беря за основу литературный материал, он очень умело интерпретирует его, подчиняя своему видению дальнейшего развития действия в спектакле. Иногда он отталкивается от какой-то одной фразы, которую в тексте можно попросту не заметить, пропустить, а она, эта фраза, на самом деле имеет ключевое значение для понимания повести, пьесы и, естественно, самого спектакля. Если берется сразу несколько пьес, как это было со спектаклем «Вохляки из Голоплеков, или Сонное мечтание», то режиссер так искусно перетасовывает их, что создается ощущение, что это совершенно естественно, и, в конечном итоге, спектакль только выигрывает. Возможно, для некоторых зрителей стиль В. Крамера казался очень заумным, тем более, что вряд ли кто даже их читал, но так ведь в этом и состояла ценность его как удивительного режиссера, не побоявшегося «популяризировать» их. Наоборот, нужно было воспитывать зрителей именно на классике, которая известно, вечна!
В память о замечательном театре «Фарсы» хотелось бы вспомнить многие спектакли, тем более, что его труппе были подвластны различные жанры. Самыми значимыми, являются, несомненно, несколько спектаклей. Один из них «Фантазии, или Шесть персонажей в ожидании ветра».
«Почему это происходит, мы тоже не знаем, но время от времени нас посещают странные фантазии. Иногда мы видим их во снах, иногда наяву, но каждый раз нам хочется удержать их сиюминутную прелесть.
«Мы долго искали пьесу, но такой пьесы, где нашим фантазиям было бы уютно, к сожалению не нашли. Поэтому и родился этот спектакль, эта история без пьесы…», – читали зрители в программке спектакля.
То, что видят зрители на сцене назвать спектаклем не совсем правильно… «Драматической клоунадой» в одном действии? Может быть. Фантазии?.. Да, это именно фантазии. Прекрасное, мимолетное действие, во время которого погружаешься в свой мир мечты и фантазии, свой мир. Когда смотришь спектакль, забываешь обо всем! Все действие как-будто сливается с музыкой, и ты полностью растворяешься в том, что происходит на сцене, становишься его частью. «Фантазии, или Шесть персонажей в ожидание ветра» во многом показывают нам парадоксальность и абсурдность мира по сравнению с добрыми, забавными пантомимами обо всем на свете.
Зрителям предлагают хотя бы на час вернуться в детство, почувствовать себя раскрепощенным, забыть обо всем, и воплотить свою фантазию, ведь у каждого она своя. Кто-то представляет себя виртуозом-парикмахером, делающим прически не только из волос, но и создающим уникальные шедевры на голове из овощей, фруктов, или, даже, музыкальных инструментов. Кто-то предстает в виде фокусника-иллюзиониста, столь впечатляющего, что при одном только виде, «зрители» падают в обморок или входят в «кататонический ступор». А кто-то выдающийся садовник, выращивающий кактусы, кто-то мечтает о ветре, о летящем высоко под облаками воздушном змее и… красивой любви.
Главная тема, проходящая через весь спектакль, – это ожидание ветра. Но среди всех персонажей есть один, мечтающий запустить воздушного змея. Он — главная фигура действия, которая как бы проходит сквозь все фантазии, свои и чужие.
Благодаря Сергею Бызгу, исполняющему эту роль, его персонаж запоминается как никто другой. Во всем его облике есть что-то от великого Чарли Чаплина, у которого всегда смех граничил с грустью. Да и весь образ, созданный актером, заставляет вспомнить великого немого. Его персонаж и «бродяга и джентльмен, и поэт и мечтатель, а в целом это одинокое существо, мечтающее о красивой любви и приключениях» (Ч. Чаплин). Фантазия «Видение», пожалуй, самая трогательная и волнующая. Все рушится: ветра нет, воздушный змей порвался… герой остается совсем один. На сцене появляется стенд, имитирующий начало ремонта. Перед зрителями грязное после ремонта окно. С большой неохотой он надевает рабочий передник, берет в руки ведерко, подходит к нему, начинает мыть… Вдруг на рукаве он видит ниточку. Опять разыгрывается фантазия, и герой уже наматывает нитку на палец: А, Б, В, Г, Д… Д! Начиная мыть стекло, он уже представляет, что рисует девушку. Представляя ее, тут же начинает рисовать на стекле женские очертания.
Видение, фантазии захватывают героя… И вдруг, к своему изумлению, видит сквозь этот рисунок ту самую девушку, что родилась в его фантазии. Он тут же влюбляется, смущается, не знает, как подойти, сомневается… Но все-таки решается и бежит к своему видению. Подбегает… Но девушка исчезла, растворилась в мечтах… В горе и он сам начинает таять вслед за своей красивой фантазией… Свет начинает постепенно гаснуть, и зал погружается в темноту. На глазах навернулись слезы, а душа расцвела…
На сцене трогательный, грустный, но вселяющий надежду персонаж, у которого не сбылась мечта, но она остается в его сердце и в душе!
Когда в финале спектакля, наконец, появляется столь ожидаемый ветер, он с трепетом и надеждой бежит с развивающимся змеем навстречу ветру к своей неизменной мечте…
Только в мечтах рождаются новые идеи. Добиться исполнения мечты — в этом величайший смысл жизни человека. У каждого есть своя фантазия или мечта, и каждый хотел бы воплотить ее в реальность. По фантазиям можно говорить не только о красоте души, но и о человеке в целом. Не случайно Виктор Гюго заметил: «Больше всего походят на нас наши фантазии. Каждому мечта рисуется соответственно его натуре» [2]. И в этом спектакле каждый артист показал свою фантазию, осуществимую, неосуществимую, а может даже тайную?
Так или иначе, но спектакль получился очень оригинальным, ни на что не похожим и, в тоже время, очень жизненным. Ведь каждый, порой представляет себя в виде фокусника, парикмахера или супергероя… А почему бы и нет? Поэтому — ощутите себя снова в детстве — почувствуйте себя большим и сильным! Ведь это наши фантазии, и мы вправе ими распоряжаться. Во всяком случае, поделиться ими мы можем, как это сделал Виктор Крамер, поставив замечательный спектакль «Фантазии, или Шесть персонажей в ожидании ветра»…
Премьера второго чудесного спектакля, «Вохляки из Голоплеков, или Сонное мечтание», о котором хотелось бы вспомнить, состоялась в апреле 1994 года в Германии, а затем в мае – в Дании, и везде имела фантастический зрительский успех. За этот спектакль в 1999 году театр был удостоен премии «Fringe first» (программа «Fringt», Эдинбургский фестиваль, Великобритания).
«Вохляки из Голоплеков, или Сонное мечтание»– еще одной удача Виктора Крамера и его театра. Спектакль был создан по мотивам малоизвестных произведений Тургенева — это пьесы «Разговор на большой дороге», «Искушение святого Антония» и «Неосторожность». Если в «Искушении святого Антония» ощутимо воздействие «Каменного гостя» А. С. Пушкина, то в «Неосторожности» чувствуется несомненное влияние «Маленьких трагедий». Испанский колорит при традиционности сюжета и быстро развивающейся интриге с катастрофической развязкой все эти драматические коллизии в «Неосторожности» изображаются в стиле «Фарсов» с элементами гротеска: случайного собеседника молодой женщины в Испании всегда склонны счесть за ее любовника. Вместе с пьесой «Разговор на большой дороге», которую часто определяли как «физиологический» очерк, а многие считали комедией, несмотря на то, что сам Тургенев свидетельства о том, что считает «Разговор на большой дороге» комедией, не оставил. Но одна только подробные характеристики персонажей, их портретные данные, возраст, привычки, за которыми сразу проступают психологические особенности натуры человека, манера говорить сразу наталкивает на то, что перед нами прекрасная основа для создания комедии. А.И. Герцен в своем письме Тургеневу 2 марта 1857 году писал: «На днях я читал вслух… разговор барина со слугой и кучером – чудо как хорошо» [3]. Виктор Крамер конечно же использовал столь благодатный материал для создания комедии с фарсовыми элементами. Со свойственной только ему манере он объединил эти не сочетаемые пьесы. И не только объединил, а парадоксальным способом совместил их, когда одна выливается из другой самым естественный образом.
Начинается спектакль точно как в пьесе «Разговор на большой дороге», как типичная бытовая зарисовка. Барин Михрюткин (что стоит одна только фамилия!) бранит слуг (Селивёрста за переплату на постоялом дворе, Ефрема за недосмотр пристяжной лошади). Слуги безропотной покорности не проявляют, спорят с хозяином, чем вызывают яростную вспышку барского гнева: «Молчать! молчать! говорю тебе – молчать! Ты мне тут, бог тебя знает, что наболтал, а я должен перед тобой безмолвствовать? Молчать! Не будь я так непростительно добр с вами, вы бы меня уважали; а то вы всякое уважение ко мне потеряли» [4].
Перед зрителями предстает телега, бричка, в ней возвращающийся из города Аркадий Артемьевич Михрюткин, капризный и вечно всем недовольный неврастеник, мучающийся от жары и от скуки, постоянно ругающийся со своим слугой Селивёрстом и кучером Ефремом. Засыпая, он вдруг оказывается поэтом или затем, снова в снах, опять же по воле случая, оказывается героем-любовником в спальне сеньоры-испанки Долорес и потом погибающим на корриде… В действии спектакля, сотканном из сплошных парадоксов, когда чередования откровенно фарсовых сцен сменяются темой некоторого романтического мечтания, именно тогда и теряется грань между сном и явью. Зрители оказываются полностью погруженными в это действо, тем более, что сидят они сами на сцене очень близко к артистам. И снова мы видим редчайшее сочетание фарса, комедийности и невероятного полета фантазии, и, вместе с тем, и лиричной тонкости и глубины погружения в текст.
Уже в России премьера «Вохляков из Голоплеков, или Сонного мечтания» состоялась в ноябре 1995 года, а вскоре, в 1998 году, спектакль стал Лауреатом премии «Золотой Остап». Вспоминаются исполнители всех ролей, это и барин Аркадий Артемьевич Михрюткин/Дон Рафаэль — Игорь Копылов, и слуга Селивёрст/Карло — Константин Воробьев, и Долорес – Оксана Базилевич, Бальтазар – Игорь Головин, Пабло — Михаил Вассербаум, но особенно колоритен кучер Ефрем в исполнении Сергея Бызгу. Эта роль одна из самых характерных и запоминающихся. Недаром на Шестом международном фестивале «Балтийский дом» приз «Фарфоровая Мельпомена» была вручена блистательному комику Сергею Бызгу, исполнителю роли кучера Ефрема в этом чудном спектакле «Вохляки из Голоплекино, или Сонное мечтание». Ему удалось создать полнокровный образ русского мужика – «борода лопатой» – основательного, рассудительного, имеющего свой взгляд на все, и, иногда даже умеющего в чем-то убедить своего барина. Ефрем хорош во всем — он мастерски рассказывает (не только Аркадий Артемьевич и Селивёрст застывают от страха, но и зрители в зале невольно становятся свидетелями душераздирающей истории о теленке и жене-русалке…).
Ефрем всегда имеет свое видение на проблемы в жизни барина. Бызгу показал исконно русского, колоритного мужика, образ, который наверняка можно было встретить в русских имениях 19 века.
Образ Ефрема в исполнении Бызгу вносит некую «сказочность» в спектакль, а профессионально, с душой подобранная музыка, сменяющийся ритм ее, а также оригинальная сценография спектакля погружает зрителей в загадочную, таинственную атмосферу происходящего.
В 1998 году спектакль был удостоен премии, на упомянутом ранее, Шестом Международном театральном фестивале «Балтийский дом» за лучшую режиссуру, а затем стал победителем «Золотого софита». А в 1996 году лучшим в номинации «Художник в свободном полете». В 1998 году этот спектакль получил и высшую международную профессиональную премию юмора «Золотой Остап».
И еще об одном восхитительном спектакле театра хотелось вспомнить, речь идет о «Селе Степанчикове и его обитателях».
Ф. М. Достоевский актуален во все времена пока существует человечество. Фома Опискин был, есть и будет.
Само произведение Ф.М. Достоевского написано еще в 1859 году, в условиях, когда Россия вынуждена была встать на путь проведения всевозможных реформ, начиная с отмены крепостного права. В этих сложных условиях особенное развитие в литературе того периода получил сатирический жанр. Достоевский обратился к такому методу изображения человека, когда для всестороннего охвата особенных свойств его натуры, зачастую противоречивых, нужна была уже не просто арифметика, а поистине высшая математика человеческой души. И большую определенность этот метод получает в повести «Село Степанчиково и его обитатели». Позднее, благодаря многим критическим статьям и, прежде всего, статьям Н. К. Михайловского, главный герой повести, Фома Опискин, был определен, как одно из к высочайших художественных достижений Достоевского. Сам автор считал «Село Степанчиково» лучшим своим произведением. В письме к брату от 9 мая 1859 году он сообщал: «Я писал его два года (с перерывом в середине «Дядюшкина сна»). Начало и середина обделаны, конец писан наскоро. Но тут положил я мою душу, мою плоть и кровь. Я не хочу сказать, что я высказался в нем весь; это будет вздор! Еще будет много, что высказать. К тому же в романе мало сердечного (т. е. страстного элемента, как например в «Дворянском гнезде») — но в нем есть два огромных типических характера, создаваемых и записываемых пять лет, обделанных безукоризненно (по моему мнению), — характеров вполне русских и плохо до сих пор указанных русской литературой» [5].
После положительных отзывов критиков началась новая жизнь Фомы Фомича и Опискина и других обитателей села Степанчикова. Комический роман Достоевского привлек внимание и театра, а затем и театральных критиков.
12 февраля 2001 года на сцене Балтийского дома состоялась премьера спектакля «Село Степанчиково и его обитатели». Нетрадиционное прочтение, оригинальное оформление художника А. Шишкина и узнаваемые штрихи мастерства артистов театра «Фарсы» сразу покорили зрителей, не оставив равнодушными никого.
Над узким кругом чудаков и идиотов Степанчикова, этакого островка в человеческом море, величественно возвышается фигура Фомы Фомича Опискина.
Фома Фомич Опискин необыкновенно и тщательно изображенный, как и исследованный и оцененный, герой повести. И вместе с тем, самая загадочная и сложная натура и произведения, и спектакля. Вначале действия зрители уже заочно «познакомлены» с Фомой. Появление его немилосердно задерживается, позволяя другим персонажам сообщить о нем много подробностей. По словам помещика Бахчеева: «Треклятый», «шельмец», «такой, я вам скажу, болтливый язык, что отрезать его да выбросить на навозную кучу, так он и там будет болтать, все будет болтать, пока ворона не склюет», «срамец», «ехидна» и т. д. Знакомятся зрители и с «обществом», «бомондом» села. Полковник Ростанев (талантливо сыгранный В. Кухарешиным) — герой благородный, идеальный, человек необыкновенной природной деликатности, восторженно-доверчивый и чрезвычайно добродушный: «жертвовать собой интересам других – их (таких людей) призвание». Добровольный шут Ежевикин (К. Воробьев), истеричная, сумасбродная генеральша, опекающая Фому (О. Самошина), подлый рационалист Мизинчиков (И. Головин), хитрая и одновременно туповатая Обноскина (Н. Парашкина) со своим придурковатым сынком, полностью подавленным и контролируемым ею (А. Шимко), причудливая, и «испытавшая много несчастий» по словам Ротстанева, Татьяна Ивановна (Е. Крамер), тронувшийся умом «поэт» (И. Копылов), племянник Ростанева, Сергей Александрович, приехавший из Петербурга и с трудом понимающий, что происходит в имении (М. Вассербаум/Д. Пьянов) – вот почти все обитатели села Степанчикова и близлежащих сел, собравшиеся на день рождения сына Ростанева Илюши.
Фома появляется в конце чаепития, оно идет без него, но все время доходят тревожные слухи о дурном расположении Фомы, об очередной обиде…
Фомы нет, а в тоже время все пропитано духом Фомы, все и всё застыло в неестественном напряжении. Фома блистал даже своим отсутствием и как-будто унес свет из комнаты. Все были озабочены и мрачны.
Непосредственное явление Фомы Фомича сразу дает мощный толчок развитию сюжета. Уже услышав множество «эпитетов» в адрес Фомы, естественно пристальное внимание привлекает внешность героя. Нет, Фома в исполнении С. Бызгу вовсе не отвратителен и не «плюгавенький человечек». Он, скорее, притягателен чем-то неуловимым, и если и похож на «всех зверей разом, то только внутренне. Часто главного героя пьесы играют слишком плоско, делая его столь отвратным и грубым, что он становится отвратителен даже зрителям спектакля, что в корне неверно — ведь тогда остается совершенно неясным — а почему же ему так верят и поклоняются обитатели дома? У Фомы – Бызгу все намного сложнее: перед зрителями предстает человек с необыкновенно меняющейся внешностью в зависимости от ситуации, от определенных обстоятельств.
Гениальные творческие задатки Фомы в трактовке Бызгу обнаруживаются сразу, при первом его появлении. Сцена с Фалалеем (Ф. Лавров), где Фома оказывается и режиссером, и гениальным актером, подтверждает это. И все домочадцы мгновенно и покорены и подавлены — они в который раз почувствовали свою бесполезность, пустоту перед таким человеком. С. Бызгу с первого момента удается создать такую атмосферу, а затем покорить этим и заставить задуматься и зрителей.
В сцене, когда Фома Фомич наконец-то разрешает домочадцам приблизиться к своей персоне для «дружеской литературной беседы», он предстает перед зрителями еще и «гениальным литератором»… Потрясающее словоблудие Фомы, соединенное с невероятным апломбом, делают эту сцену одной из центральных в понимании сущности героя и всего спектакля в целом. Его на самом деле бездарность, неизбежно, автоматически превращается в пародию — и идейную, и психологическую, и стилистическую. Чужие слова и идеи, случайно залетевшие в монологи Фомы – Бызгу, получают оттенок нелепой карикатуры. И излагает это Фома-Фомич с чрезвычайно умным видом, от которого все «столбенеют» в почтении перед таким Человеком. Фома опять, в очередной раз, покоряет всех, при этом издеваясь, особенно над полковником, унижая его и наслаждаясь этим. Это дуэт Опискин (Бызгу) – Ростанев (Кухарешин), постоянно переходящий (по воле Фомы) в литературную дуэль. Роль полковника здесь несчастна — запретить говорить ему никто не может, но ведь можно унизить и взглядом, вдруг одернуть словесно, поставить на место, что с успехом и происходит. В «литературной» травле активное участие принимает и зловещая «свита» Фомы-Бызгу, вначале покорно и услужливо замолкает, слушая Ростанева, но только лишь за тем, потом так поставить его на место, что все вокруг понимают «глупость» полковника, граничащую в данном случае с идиотизмом.
Дальнейшая сцена с Гаврилой (Е. Меркурьев) еще больше раскрывает образ Фомы Опискина. Гаврила выбран постоянным «человеком для битья». В своих издевательствах Фома и терроризирует поэтически — «обучает» Гаврилу французскому языку. Бесцельное тиранство и вдохновенный деспотизм — вот деятельность Фомы Опискина — Сергея Бызгу.
Выходки Фомы полностью абсурдны и ускользают от рационального, рассудочного анализа. Одна из кульминационных сцен в спектакле — сцена с требованием Фомы называть его «Вашим превосходительством». Поскольку высочайший чин считается высшей добродетелью, Фома требует от полковника, чтобы тот называл его именно так в знак особого почтения к его учености и доблестям нравственного порядка. На этой почве разыгрывается еще одна из самых сильных сцен спектакля, где Фома Фомич предстает во весь рост. Фома – Бызгу так увлечен очередной своей идеей, что сам искренне верит — он достоин называться так. Именно здесь видна особая манера, особый почерк режиссера Виктора Крамера — сама парадоксальность ситуации искусно обыгрывается с элементами клоунады и фарса. Фома — откровенный деспот, да, это деспотизм, но это вдохновенный деспотизм, увлекающий и самого деспота. Гениальные актерские Фомы, полное погружение «в тему», соединенное с филигранной игрой С. Бызгу, создает ощущение, с одной стороны неправдоподобности, нереальности происходящего, а с другой, и зрители начинают верить, что так и должно быть, действительно – «Ваше превосходительство». Это полковник мучает и издевается над Фомой, а не наоборот!
В спектакле Фома Фомич самый емкий и самый неповторимый тип по разносторонности своих пороков и противоречивости характера. В то же время образ, созданный С. Бызгу, глубоко оригинальный. Опискин — Бызгу плут и лицемер, но лицемер, сам зачастую верующий в свою ложь и не преследующий подчас никакой для себя видимой выгоды. Особенно это видно в сцене отказа от денег, выделенных ему полковником. Душевные переживания по поводу денег мучают Фому – Бызгу, но он не может устоять перед соблазном погримасничать, порисоваться. Главное для него — потешить самолюбие. Он готов поставить на карту свое благополучие, лишиться куска хлеба, но лишь бы показать полковнику его «низость».
Постепенно, по мере развития действия, перед зрителями вырисовывается образ, созданный С. Бызгу — образ феноменального приживальщика. В нем соединились две основные черты – «поэтическая» и страсть к мучительству, тиранству. И именно между этими свойствами натуры Фому в исполнении С. Бызгу существует нерасторжимая связь.
Характер Фомы — невежественного приживальщика, озлобленный, но искусно скрывающий это, ханжи и пустослова, одним словом, русского Тартюфа, нет, даже не Тартюфа, а человека намного искуснее и изощреннее. Фома Опискин в исполнении Сергея Бызгу оказывается неизмеримо шире всех этих определений. Фома всегда при деле, он не напрасно ест хлеб — перед зрителями предстает огромный огород — это так Крамер отозвался на незначительную фразу Достоевского о том, что Фома сам вскопал грядку, на сцене перед зрителями предстает уже не грядка, а огромные гряды, целое поле, по которому в какой-то момент Фома Фомич величественно идет, засеивая его. И неважно,что на пышных грядах иногда виднеются малюсенькие ростки и все – главное снова в показе Фомы своей исключительности и значительности окружающим.
Иногда зрители ловят себя на мысли — а не в сумасшедшем ли доме они находятся, настолько оказываются ошарашены всеобщим идиотизмом. Глядя на млеющую от одного только вида Опискина, не говоря уже о его «высоких» речах, генеральшу, на мечущегося полковника, не понимающего уже каким образом снискать расположение своей матери, генеральши, на окончательно свихнувшего, лакея и по совместительству якобы «поэта», Видоплясова, постоянно озабоченного выбором новой, «супер благозвучной» фамилии и декларирующего пафосные стихи, возлежа на грядах, или на помещика Бахчеева, приехавшего в именины Ильюши и впавшего во всеобщее умопомешательство, на Мизинчикова, незадачливого или гениального? жениха, разработавшего потрясающе-парадоксальную схему похищения Татьяны Ивановны, продолжать можно бесконечно… Перед зрителями проходит череда гротескных образов, совсем в духе режиссерской манеры В. Крамера.
В спектакле «Село Степанчиково и его обитатели» кроме артистов самого театра «Фарсы» Виктор Крамер привлек артистов и из многих других театров, которые очень органично вписались в стиль спектакля.
Как всегда органична музыка. Она следует за чередованием различных сцен в спектакле, дополняя их. Особое внимание следует уделить художественному оформлению спектакля. Будь то гротескный «огород» Степанчикова или некие катающиеся огромные шары по сцене, которые слеплены по воле художника Александра Шишкина. На первый взгляд трудно понять, что это такое и зачем, но потом, вспоминая текст повести, вдруг вспоминаешь, что это растение «перекати-поле», о котором твердит ополоумевший Видоплясов.
Перекати-поле — травянистое растение степей и пустынь, под этим именем известны особые образования, состоящие из отмерших и высохших растений и катающиеся по ветру, в виде иногда довольно больших шаров, по полям и степям. Под осень отмерший и высохший стебель отрывается от корня или прямо с корнем выдергивается ветром из земли и потом переносится им по полям и степям. По пути такой стебель захватывает соломинки, веточки других, особенно цепких растений, и под конец скатывается в довольно большой ком.
Нет, не случайно Виктором Крамером катаются эти шары – перекати-поле, горький символ бесприютности и запустения, шары отчаянно цепляются за жизнь во враждебной всему живому пустыне, умудряясь еще и давать многочисленное потомство.
А в народе перекати-поле называют степными или ветровыми ведьмами. Также перекати-поле называют людей, которые на долго не задерживаются на одном месте и постоянно кочуют.
В кинематографе термин «перекати-поле» символизирует пустырь или заброшенную местность, где ветер катает те самые растения. Это означает, что в этом месте нет ничего живого [6].
Вот так и в селе Степанчикове на самом деле нет ничего живого, а людей, подобных Фоме, очень много по всей нашей стране.
Сценический вариант «Села Степанчикова и его обитателей» Виктора Крамера был еще одной несомненной удачей Театра «Фарсы». Спектакль абсолютно лишен некоторой нудности самой повести Достоевского, смотрелся на одном дыхании, надолго запоминался, чему, несомненно, способствует необыкновенно удачно подобранный актерский состав, создающий подлинный актерский ансамбль.
«Фарсы» много лет обитали под крышей театра «Балтийский дом», но в силу разных причин выживать становилось все труднее и труднее. И вот 19 декабря 2007 года этот день наступил — театр прощался со своими поклонниками.
Несмотря на восторженные отзывы о спектаклях театра, о тех полетах фантазии, которые зрители испытали вместе с артистами, о «долгоиграющем» после спектаклей приподнятом настроении от того, что увидели на сцене, и то, что «Фарсы» был муниципальным театром, даже несмотря на прекрасные отзывы СМИ о театре, было принято решение о его закрытии. А между тем пресса о театре «Фарсы» писала вот так:
«…Один из лучших талантливейших театров Петербурга!» /«Невское время»/
«…Безграничная фантазия. Отменное чувство юмора!» /«Комсомольская правда»/
«…Блистательные питерские актеры!» /«Московские новости»/
«…Удивительные «Фарсы»… Неисправимые романтики!» /«Театральная жизнь»/
«…Мастерство и актерская свобода!» /«Комсомольская правда»/
«…Спектакль «Фарсов»… Камень, брошенный в сонное болото петербургского театра» /«Час Пик»/
«…Фарсы… Шумный успех!» /«Московский наблюдатель»/
«…Полтора часа гомерического хохота!» /«Смена»/
«…Просто блеск!» /«Магнитогорский рабочий»/
«…Какое-то высвобожденное тайное чувство — сознание своих сил» /«Театр»/
«…Фарсы… Большой резонанс!» /«Северная столица»/
«…Знаменитый спектакль — Фарсы!» /«Вечерний Петербург»/ [7] [6].
На вопрос что же случилось, почему театра и спектакле больше не будет, сами «фарсовцы» отвечали так: «Держаться нету больше сил…». За 15 лет театр так и остался «бездомным» и по многим и многим другим, вытекающим из этого причинам. Театр «Фарсы» – это была своего рода марка, которая никак не должна была быть предана забвению, но, к сожалению, это произошло… Один из них ушедший уже от нас артист Игорь Дмитриев, будучи экспертом в жюри Шестого международного фестиваля «Балтийский Дом», признавался, что мечтал бы сыграть у режиссера Виктора Крамера…
А художественный руководитель Александринского театра Валерий Фокин в свое время сказал: «Развлечение тоже может быть разным… Очень я огорчился, узнав о закрытии театра «Фарсы», – вот у него было свое место на карте этого города, довольно скудной» [8]…
Последний спектакль, которые сыграли артисты, был спектакль про мечты – «Фантазии, или Шесть персонажей в ожидании ветра». Мне посчастливилось присутствовать 19 декабря 2007 года на последнем спектакле этого замечательного коллектива. Думаю, он, этот прощальный вечер, задумывался, видимо, как капустник… Но все пошло как-то совсем не по сценарию. Большой зал «Балтийского дома» был полон. Если в зале зрители периодически плакали, то под финальные аплодисменты рыдали уже все и на сцене, и в зале, и сам режиссер и создатель «Фарсов» Виктор Крамер не смог сдержать слез… Зал аплодировал стоя. Чтобы хоть как-то разрядить обстановку всеобщего траура спустили экран, и показали публике специально смонтированный фильм, как некую ретроспективу из фотографий и видеороликов — быстро прокрутили кусочки всех спектаклей и вообще всего, что было в «жизни» театра за все годы существования «Фарсов», начиная с 1991 года. Вся сцена была засыпана цветами, не сомневаюсь, что эта сцена никогда не видела такое количество цветов. И вот после поклонов В. Крамер вдруг громко сказал зрителям загадочную фразу: «Вы приходите еще!». У всех защемило сердце – а вдруг, «Фарсы», как птица Феникс, еще возродятся? Как хотелось тогда в это поверить!..
[1] http://www.sobaka.ru/city/porthrety/3241
[2] http://citaty.su/aforizmy-i-citaty-viktora-gyugo.
[3] Герцен А. И. Полн. собр. соч., т. 24, с. 7.
[4] Ф. М. Достоевский. Собр. cоч. В 15 томах, т. 3, с. 38.
[5] Ф. М. Достоевский. Собр. cоч. В 15 томах, т. 3, с. 38.
[6] https://ru.wikipedia.org/wiki/
[7] http://ru.kramercompany.ru/us/947/
[8] http://alexsite.smart-bilet.ru/magazine/rubrics/rubrics_130.ru (дата обращения: 15.05.2015)
Юлиана Рязанцева,
театральный альманах «Curium», 12.07.2016