«Фантазии, или Шесть персонажей в ожидании ветра». Театр «Фарсы».
Режиссёр Виктор Крамер.
Повстречав на афише такое название, память невольно начинает метаться, путаясь в ассоциациях между всемирно известной пьесой Луиджи Пиранделло «Шесть персонажей в поисках автора» и не менее знаменитым призывом Салтыкова-Щедрина к российскому обывателю: «Годить надо, братец! Годить!»
Однако эти стереотипные усилия интеллекта оказываются совершенно неуместными.
Правда, если взглянуть бегло, поверхностно, спектакль может показаться похожим на многие другие: построен он, как концерт, из отдельных номеров, перемежающихся интермедиями; сценическое действие мощным образом подкреплено музыкальным сопровождением; яркие костюмы; калейдоскоп жанров… Ну чем не обычная, давным-давно примелькавшаяся эстрада?!
Между тем это зрелище весьма необычное. В нём заключён некий секрет, благодаря чему зритель обретает редкостное по нынешним временам состояние душевного комфорта. Здесь не то чтобы забываешь обо всём на свете (как в мюзик-холле, например), но – вспоминаешь себя самого, к тебе приходит чувство внутренней свободы. При этом со сцены не произносится ни единого слова (ну всего два или три от силы). Просто вслед за актёрами зрители погружаются в мир воображения, фантазии, мечты.
В будничной жизни у персонажей этого спектакля ничего не клеится, даже воздушный змей: реечки-верёвочки рвутся-ломаются – один мусор от них. Тем более, не взлететь этому змею в поднебесье: полное безветрие на дворе…
Отсутствие какой-либо жизненной перспективы воленс-ноленс делает этих людей мечтателями: каждый из них просто классическим образом демонстрирует «уход от реальной действительности», только не всегда в «возвышенное», как это прежде с романтиками случалось. Вернее, возвышенное уж больно своеобразно сегодняшними людьми понимается… Один тайно от всех взращивает за пазухой кактус и счастлив бывает необычайно, когда пригретая на груди «колючка» украсится алым цветком. Персонаж Игоря Головина и сам чем-то похож на кактус: упакован в серое драповое пальто до пят (не иначе – гуманитарная помощь), шевелюра ёжиком, а характер колючий – не подходи! Только вместо красных цветов у него красные метёлка с совком: уборщиком он нынче подвизается, хотя с виду – интеллигент.
Другая – хорошенькая молодая женщина с совершенно опустошёнными глазами – самозабвенно балдеет на пару со своим парикмахером, создавая у себя на голове немыслимые композиции: то из натуральных овощей и фруктов, то из пластмассовых стаканчиков, то из музыкальных инструментов. Сия бессмысленная деятельность возведена нынче в ранг профессии – «стилист» называется, а занимаются «стилисты» эстетизированием объективно существующей реальности. Правда, у обоих этих молодых людей в начале спектакля совсем другой имидж намечался: были они просто девушкой и просто юношей (Оксана Базилевич и Игорь Копылов). Он за нею по молодости бегал, она от него – шарахалась. Потом оба стремительно «повзрослели» и стали эдаким «каталожным вариантом»: сплошной прикид вместо человека. Молодость ещё вроде бы в них присутствует, но и омертвелости хоть отбавляй.
В контрасте с ними существует персонаж Юрия Гальцева – этакий толстячок-бодрячок. Он всю дорогу изо всех сил старается, чтобы рассмешить окружающих. Уж очень ему самому радость какую-нибудь в жизни испытать хочется. Так хочется, что в отличие от остальных, которые здесь упорно молчат, словно позабыв язык общения человеческого, толстенький то повизгивать примется, то – хохотнёт в голос, то вопль изумления издаст. Однажды даже слово молвит: «Ко-ло-бок!»
Среди этих людей, утративших природную способность к радости, есть один особенно грустный – неказистый такой мужичонка: ни лицом, ни ростом не вышел; к тому же не просто флегматичен, а – какая-то «ходячая индифферентность». Лишь однажды он «оживает» благодаря дурацкой случайности, подарившей ему грёзу о любви (его играет Сергей Бызгу). Жизнь подкинула ему довольно пыльный заработок: мыть стёкла витрин после ремонта. Сознавая всю постылость предстоящего занятия, невеликий персонаж наш надевает перепачканный краской фартук и плюхает тряпку в ведро с водой. Тоска! Но деваться некуда, и он вяло прикасается мокрой тряпкой к грязному стеклу, словно точку на своем существовании ставит…
Именно в этот миг, казалось бы вплотную подступившей к человеку безнадёжности, ему сквозь освободившееся от меловой грязи стекло явился нежный лик прелестной юной блондинки, которая, как на картине, застыла в неподвижности.
Только зритель и он сам, неказистый Ромео, знают, каких душевных и физических терзаний стоило ему открытие каждой следующей черты этой неизвестно откуда взявшейся Богини.
Когда же он решился было «прорисовать» её окончательно, а потому, особенно сильно размечтавшись, прикрыл глаза в предвосхищении счастья, которое казалось так возможно, так близко… явился какой-то слегка приблатнённый мужик (в манишке, надетой на голое тело) и без церемоний унёс «мечту» в неизвестном направлении. На поверку она оказалась обычным манекеном.
Так и без того самый грустный персонаж стал ещё грустнее: сник долу, словно плакучая ива сделался.
В других историях (а они беспрестанно с шестью персонажами, ожидающими ветра, случаются) любой, даже самый скромный душевный порыв развивается нелепо, завершается абсурдно и обидно.
К примеру, фокус публике показать и тем самым удивить, вызвать восхищение, опять же – радость… у героя Михаила Вассербаума – в манишке на голое тело – не получается. Народ прежде положенного срока в обморок падает! К сожалению, именно такие, столь абсурдные, реакции и логика событий оказываются необычайно близки и понятны сегодняшнему зрителю, заставляют его вспомнить свой жизненный опыт.
Время от времени, потерпев серию неудач, «персонажи» объединяются в очередной попытке построить большого-большого воздушного змея и запустить его в поднебесье, чтобы испытать радость, которая, как поётся в песне, была бы одна на всех. Всякий раз затея эта оканчивается полнейшим провалом, причём без видимых на то причин, если, конечно, не считать отсутствие ветра.
Вызывающие сочувствие и одновременно смешные, эти персонажи особенно трогательны в своём финальном порыве, когда каждый, укрепив на палочке, словно флажок, красочного, маленького, индивидуального воздушного змея, который заведомо никогда не сможет взлететь, устраивают откровенную иллюзию окрылённого существования…
Все вместе восторженно поглядывая на свои игрушечные символы свободы, он пускаются в какой-то оголтелый бег. И пока они будут эту гонку за счастьем удерживать, будет длиться и их предвосхищение счастья.
– Но это – абсурд, а вовсе никакой не выход, – возразит любой здравомыслящий человек.
– Ну и пусть абсурд, – ответят все шестеро персонажей, которым в конце концов надоело ждать ветра. И для пущей убедительности напомнят исполненное народной мудрости изречение: всё начинается с чьей-либо мечты.
Елена Маркова,
«Театральный Петербург» № 8, 1995 г.