Театральный фестиваль «Theaterformen» («Театральные формы») по праву считается одним из главных международных театральных фестивалей Германии: практически все заметные режиссеры и театральные проекты Европы были его участниками.
На 12-дневном фестивале были показаны работы театральных коллективов из Германии и России, а также Франции, Греции, Сирии, Демократической Республики Конго и Турции.
И на финал – «провокативный театр Константина Богомолова» (по определению российских театральных критиков) с «причудливым и страшным, жестоким и эксцентричным миксом, по мотивам «Короля Лира» В. Шекспира».
Уж сколько раз смелых, дерзких и талантливых «замахивались» на «Вильяма, понимаете ли, нашего, понимаете ли, Шекспира». Пророческая фраза героя гениального Евгения Евстигнеева из рязановского «Берегись автомобиля». Помните? Ну, конечно, помните!
Экспериментов на вольное сценические переложение шекспировских произведений на сегодняшний день предостаточно.
Любопытно, что самые первые попытки экранизации английского классика были немыми. Во времена становления кинематографа с1899-1911года. Трудно представить Шекспира без слов! Сегодня, точно, невозможно. Сегодня в них – бездна слов! И каких!
Как признался режиссер нашумевшей постановки «Лир» Константин Богомолов, (дословно цитирую): «эта постановка может вызвать шок», «поиски смысла не ставились во главу угла»,
От трагедии к черной комедии!
Начало затягивается, а зритель все идет и идет. Легким шумком проносится, что будут еще приставные стулья. Аншлаг. Есть время рассмотреть декорации.Знакомые приметы Кремля, Москвы. Клином сходятся плиты красного кирпича. «Лампочки Ильича», с постоянно меняющимся в них напряжением, тускло освещают лирово царство. Тупик. Кремлевский. В центре его – лифт. На эшафот или в подземелье? Раскиданная продуманным ярким акцентом красная щепа (стружка), как символ разрушенного строя? Вот уже и первые вопросы стали появляться в незаметно создающейся торжественной атмосфере – отголоске страшных военных лет советской и мировой истории…
Это и станет на три часа королевством Лира. Заметьте, не КОРОЛЯ. Но, усатого тирана.
Одно из самых трагичных событий ХХ века — Вторая мировая война — оставила глубокий след в сознании миллионов людей, которые живут на разных континентах и говорят разными языками. Масштабы этой трагедии не имели аналогов в мировой истории.
Лир (Роза Хайруллина засл. арт. России, лауреат Национальной театральной премии «Золотая маска», лауреат премии «Ника»), седой и щупленький, последним выходит на трибуну, могущественный и стареющий. С головы до ног король. Ему сопереживаешь, его понимаешь и чувствуешь с самых первых сцен.
Соседка рядом постоянно переспрашивает:
– А что он (она) сказала? Что за дикция?!
Сначала научили бы чисто и внятно говорить! Но советский Лир, военных лет, будет разговаривать как приблатненный, на фене – жаргонном языке человека из мест не столь отдаленных! Рикошетом будет сыпаться самый грязный мат, но в одной сцене он будет настолько к месту, что вызовет, может быть, единственный раз за всю «комедию» искренний, естественный смех. Это когда Лир, реагируя на немецкую речь Самуила Яковлевича (понимаем, что Маршака), восклицает: мол, до каких пор немецким не будем владеть?!
В первой же сцене мы видим заявленное «переделывание»: мужчины будут играть женщин, а женщины – мужчин. Далее последует многочисленные смерти и передел страны.
Действие спектакля спонтанно переносится из Англии в советскую Москву, потом в психиатрическую клинику, где будет предан мучениям и уколам аминазима обезумевший Лир. Зритель услышит подробную информацию об институте Сербского, о применяемых там пыточных лекарствах, отрывки из «Откровения» Иоанна Богослова (Святой Иоанн Богослов упоминал о том дне, когда все люди, и живые, и мертвые, воскресшие из могил, предстанут перед судом Божьим – прим. автора), Фридриха Ницше, Пауля Целана, Самуила Маршака, Варлама Шаламова…
Зритель увидит: вырванный язык Корделии, выдавленные штопором глаза Глостера, вывороченный кишечник, на голове горшки, в руках иконы, что-то вещается о ветеранах, в полнейшей тишине на экране проходит текст «Фуги смерти» Целана, зеленое лоскутное одеяло (Воробьиные горы), скатерти (белая в начале, красная в конце), Праздничный стол-тризна по случаю Дня Победы, вручение бриллиантовой звезды…
«Соседки», те, что слева, в один голос пожалели артистов: безобразия, к которым призвал режиссер, их просто шокируют.
В финале у всех участников спектакля – кровавые пятна на одежде… Их нет. Они мертвы. На трибуну взойдут уже тени прошлого. Точка.
(За два часа до спектакля, 30 июня 2013 года)
Наблюдаю картину у служебного входа в «Ballhof»… В двоих – мужчине и женщине, угадываю режиссера-постановщика Константина Богомолова и художника-постановщика спектакля – Ларису Ломакину. Они вскоре уходят. Появляется «Гонерилья Лировна» (на русский манер с отчеством) – Геннадий Алимпиев. Представляюсь. Завязывается беседа.
Вопросы мои самые разные – о театре, о спектакле, и о жизни в России… С интересом актер воспринимает мои европейские жизненные впечатления. О «Лире» говорит, что за каждым показом режиссер внимательно следит. Что-то превносит, а что-то вымарывает. Например, сцены с православными иконами и песней «День Победы» в Питере и в Москве не идут. Они вызвали яростное сопротивление церкви и других, консервативно настроенных отдельных известных личностей в стране. Например, г-на Караулова, тележурналиста. Но свой зритель есть и там, и там. На Шекспировском фестивале в Польше в прошлом году этот спектакль имел успех и награды…
– Посмотрев вчера спектакль, откровенно говоря, не увидела в нем КОМЕДИЮ. Так определен жанр.
– В России вот уже год, как данного определения нет, – разъяснил артист.
– Ваши коллеги сейчас в гримерках? – интересуюсь я.
Геннадий посвятил, что актерская братия разбрелась по Ганноверу, но вскоре начнет подтягиваться…
И вот появляются: «Лир» – (Роза Хайруллина), «СЕМЕН МИХАЙЛОВИЧ КОРНУЭЛЛ», генерал армии, «ДОКТОР ЛУНЦ» – Дарья Мороз, «КОРДЕЛИЯ ЛИРОВНА ЛИР», младшая дочь Лира – Павел Чинарев, «ЭДГАР САМУИЛОВИЧ ГЛОСТЕР», его законный сын, еврей – Алена Бондарчук, « Г-Н ЗАРАТУСТРА», посол Европы в нашей стороне – Татьяна Бондарева…
– Здравствуйте, товарищ Лир, – с этими слова подхожу к Розе Хайруллиной. Она моментально включается и, улыбаясь, приветствует меня. – По старой театральной, – продолжаю я, – «всегдашней», – уточняет актриса, – традиции, прошу оставить ваши автографы в рекламной фестивальной брошюре. Высказываю свои ощущения от мощного и трагического Лира, с рассуждениями о том, что такие роли не могут не повлиять на психику актера.
– Конечно, влияет… А как же тогда можно почувствовать правильно, если не переживешь это. Не доведешь себя до нужной кондиции.
– Мне интересно, – продолжает Роза, – а как долго можно прожить за границей? На родину не тянет? Вы бываете дома?
– Обязательно, – отвечаю, – раз в году обязательно. Там ведь остались самые родные люди.
– Я тоже жила в Голландии. Пять лет. Но, в какой-то момент, что-то кольнуло. Собрала чемодан и, не раздумывая, уехала. Так и от мужа уходила: собрала чемодан, а он спрашивает – а куда ты?! Несколько раз начинала свою жизнь, словно с чистого листа!
– Может быть, поэтому и роли вам выпадают глубокие, трагические?
– Вы так думаете?..
И один единственный вопрос все-таки удалось задать режиссеру-постановщику Константину Богомолову:
– Константин, вчера посмотрела Ваш спектакль. Не побоюсь показаться непросвещенной, но «Фуга смерти», в память жертв Холокоста, австрийского поэта Пауля Целана, текст, которой шел в полной тишине на экране, для многих зрителей – это тайна за семью печатями. Они или не поняли или, скорее всего, о ней ничего не знают. За исключением избранных литераторов, филологов, литературных критиков. С чем и ушли. Или это неважно?
– Нет,– прозвучал короткий и емкий ответ.
Тем временем мимо, под ручку, прошли две первые зрительницы, возраста русской революции. – А вот и первые претендентки на уход, – прокомментировал Богомолов.
Время приближалось ко времени начала спектакля. Благодарю всех за приятное общение и с пожеланиями успехов, оставляю артистов из Санкт-Петербургского «Приюта Комедианта» перед служебным входом.
Скоро им снова представлять историю, смело сочиненную одним московским «некомфортным» режиссером.
«Мы вчера смотрели спектакль К. Богомолова «Лир». В перерыве дружно сказали: «бредятина...» Потом вышли и стали обсуждать, и вроде что-то стало проясняться. А вечером я открыла высказывания публики и критики в России и почитала о Богомолове, и послушала его мысли вслух, и уже стала понимать, и даже с ним где-то соглашаться. Это так здорово, что они – молодые – думают совсем по-другому. Они не развращены совковыми идеями и не задолбаны, как были мы». (Тамара, 65 лет).
«А что там понимать?! У режиссера-постановщика общая культура, безусловно, присутствует, но внутренней он лишен напрочь. Привезти такой спектакль в Европу на посмешище или на очередное поругание своей родины, ее истории, какой бы страшной она ни была?!» (Берта, 75 лет).
«После спектакля «Лир» возвращались втроем. Три взгляда, три мировоззрения, три абсолютно разных возраста. В чем мы были едины, так это в том, что в спектакле явный перебор с текстом, глубоким, философским, поэтическим. Постичь, переварить не-воз-мож-но! Это утомило и притупило восприятие еще в первом действии. Не говоря уже о тех жутких и жестоких приемах и способах, которыми режиссер переполнил оба действия. Все через край! И всего! А вот то, что в полной тишине, молча (только текстом) была представлена «Фуга смерти» Целана о жертвах Холокоста – это кто-то понял? Сомневаюсь. Тогда зачем все это было?..» (Алексей, 38, лет, филолог).
«Мы с мужем – дети той страшной Великой войны. Харьковчане. Оторопь нас взяла от того, что мы увидели. Пережить нам пришлось столько, что и пяти жизней не хватит! Нас искренне оскорбило то, в каком исковерканном и зверином исполнении мы услышали здесь песню «День Победы», вопрос к режиссеру:
– А в России постановка идет один в один с этой? Или мы «смелые и дерзкие», когда мы за границей?» (семья Иващенко).
«Шел на «Лира»», на комедию. Так определен жанр спектакля режиссером-постановщиком. Заранее был готов к непечатной лексике. К переделыванию, как опять же анонсировано – travestierte. Честно признаюсь, что чего-то не понимаю в современных театральных формах. Эклектика и чернуха». (Андрей, 45 лет, программист).
«Жестокий мир вызвал к жизни и жестокий театр. Не оправдываю все те, подчас, гнуснейшие и мерзопакостные приемы, которыми начинил модный московский режиссер Богомолов несчастного шекспировского а-ля Лира, но ведь мы живем в Европе, а театр, его актеры, режиссер живут в современной России. Далеки мы друг от друга и много чего уже не можем понимать... Парадоксально, но и в здешней сытой жизни наблюдаю отрешенных, безликих людей, которые присутствовали и на сцене. Люди-схемы. Они есть во все времена. Риторический вопрос: встанет ли сегодня народ за родину?» (Ксения, 24 года, студентка).
Зрителей рассудит суд времени. Поживем-увидим?..
Дарья Солнцева,
русско-немецкий интернет-журнал «Inter-focus», 09.07.2013