Прежде чем начинается собственно история, актер Геннадий Алимпиев вводит публику в курс дела: в Англии, мол, в 1952 году, когда происходит действие, газ поступал в квартиру только после того, как опустишь в соответствующее гнездо шиллинг, а за попытку самоубийства давали срок. После чего артист клеит тоненькие усики и приветствует свою партнершу – Наталью Ткаченко, которая тем временем усаживается в кресло и точно маску примеряет нужное выражение лица: немного насмешливое, чуть высокомерное, чрезмерно спокойное. Вместо платья на ней хламида, по которой можно угадать род занятий героини: она художник-абстракционист. Алимпиев оговаривается про лондонский туман, и тут же с характерным шипением из-за кулис ползет театральный дым. Все это называется в театре «открытым приемом», возникшим как реакция на «подглядывание в замочную скважину», провозглашенное Станиславским.
Между тем пьеса написана именно как «подглядывание»: в первой сцене некая молодая дама по имени Хестер, запершись в комнате, которую снимала в одном английском доходном доме, принимает двенадцать таблеток димедрола и пускает газ. Но одного шиллинга для нужного эффекта недостает, и ее спасают хозяйка дома (Маргарита Быкова в этой роли неподражаемо играет Раневскую из фильма «Весна») и соседская супружеская пара. Всем им страшно интересно, что же с героиней произошло. Тактичность проявляет только один из посвященных в неприятную историю персонажей – букмекер Миллер, который неожиданно оказывает Хестер квалифицированную медицинскую помощь.
Миллера играет тот самый Алимпиев, который клеил усы, и лучшие эпизоды спектакля – те, где отличные актеры Ткаченко и Алимпиев ведут дружеские беседы, из которых выясняется, что смысл в жизни все-таки найти можно, и он не снаружи, а внутри человека, особенно если человек талантлив. Основанная же интрига – та, что в свое время позволила причислить драматурга Теренса Рэттигана к «молодым рассерженным», атакующим добропорядочных снобов, – заключается в том, что молодая леди, бросив мужа, самого известного и авторитетного лондонского судью, живет с молодым любовником. И вот с этой-то интригой на сцене явные проблемы. С одной стороны, режиссер Александр Баргман вполне резонно решил, что раз эпатировать публику самой ситуацией больше невозможно, удивить ее нужно чем-то другим. Более того, он даже придумал чем: интимную драму превратил в драму-дискуссию – «открытый прием» доходит до того, что сцена вдруг превращается в трибуну и герои вместо внутренних монологов произносят публичные речи. Проблема мужчины, который, заигравшись в гольф и забыв о дне рождения возлюбленной, обнаруживает дома предсмертную записку, – то есть, попросту говоря, проблема женской тирании и истерии, – остроты за полвека не утратила, скорее наоборот. Беда только в том, что дискутировать с героем, которого придумал актер Роман Агеев, невозможно: это игрун, вполне довольный собой и мало интересующийся публикой, если она ему не аплодирует. Истукан-судья по прозвищу мистер Справедливость (Александр Бредель), испытывает по ходу действия не больше эмоций, чем статуя богини правосудия. Так что реальный диалог возникает только с Хестер умницы Натальи Ткаченко. С нею можно весьма плодотворно обсудить важные вопросы: например, отчего прекрасные, как богини, женщины, связываются с полными идиотами и какие существуют из этой ситуации выходы, кроме домашней газовой камеры. Или как можно в две секунды отправить в нокаут соседей, сующих свой нос в чужие дела.
Жанна Зарецкая,
Афиша, 14 апреля 2008